Тот все же остановил взгляд на ее лице, и то ли наиграно, то ли искренне, приложил руки к груди и тревожным шепотом спросил:
— Он… в сознании? Он может говорить?
— Он не мог говорить уже тогда, когда его сюда привезли… — тут медсестра вновь опустила глаза и тоже перешла на шепот: — И уже ничего не скажет.
Алекс отпрянул на шаг назад, в глазах его вспыхнул неподдельный ужас, он резко вскинул руки к лицу, и тут же, так же резко опустил.
— Мне очень жаль, — сказала женщина, видя шок парня. — Я думала вы уже в курсе, вы уже пятый, кому я это говорю. Я думала, слухи быстрее расходятся, тем более о такой личности как Джеймс Мартин.
— Когда? — выдавил из себя парень хриплым голосом.
— В половине третьего.
Алекс опустил голову и засунул руки в карманы джинсов. Трудно сейчас было прочитать что-либо по его лицу, слишком много эмоций слились в одну композицию, отражая бурю, что бушевала в его душе. Он медленно кивнул два раза головой, развернулся и медленно пошел прочь, глядя себе под ноги.
«от 29.09.2014
Мне не жаль. Значит, так должно было случиться. Значит, я стал орудием судьбы. Что толку, сейчас обвинять себя в чем-то? Да и есть ли повод винить себя? Я желал ему смерти. Постоянно, я хотел, чтобы он сдох, и чтобы кончина его была как можно более мучительной. Что? Думать — одно, а делать — другое? Вряд ли. Все закономерно. Я хотел забрать «незнакомку», и я это сделал. Я хотел, чтобы он сдох, и это произошло. Странно… но я, действительно, не чувствую раскаяния. Да, мне неприятно и тошно, но уже сейчас я точно знаю, что это пройдет. Что пройдет немного времени и в душе моей не будет и капли сожаления в отношении причастности к смерти Мартина. В конце концов, он получил по заслугам. Он уже был мертв, задолго до своей фактической смерти, как и многие другие, похожие на него…
Танец удался, не правда ли?
Что я чувствую? Я не знаю. Правда, не знаю. Сожаление? Я не чувствую ни малейшего сожаления, что Мартин мертв. Но не чувствую и ни малейшей радости, словно моя душа сейчас не моя. Такое ощущение, что меня выключили, нажали на какую-то кнопку внутри меня и все потухло. Осталась лишь какая-то тьма… и я в центре этой тьмы, и по всем законам жанра я должен сейчас заняться самокопанием, должен пытаться оправдаться и заглушить угрызения совести. Но я не хочу оправдываться, потому что не считаю нужным искать корень своих поступков во лжи. Я не хочу копать свою душу, потому что Я ХОТЕЛ его смерти, и это нужно принять как факт. И нет никаких угрызений совести, лишь тьма внутри. Тьма оттого, что я понимаю, что переступил грань, переступил какую-то черту… и, по сути, за этим должно что-то следовать. Но я знаю, что ничто не последует. Завтра взойдет солнце, и мир даст новый спектакль, все будет как и прежде. И я буду прежним. Это было преступление без наказания, и наказания не последует. Я… не стану себя наказывать. Все просто.