Нет, я не верю в это, я не верю в сказки о сверхъестественном. Но когда такое происходит, то невольно, подсознательно, не находя ответа в рациональном мышлении, разум начинает склоняться к догадкам о потусторонней природе.
Честно: было жутко!
Знаешь, я даже не злился на эту девушку. Вернее злился, но как-то не искренне, словно это не она сделала. Я словно почувствовал, что она была ведомой в тот момент, понимаешь? Вот только кем или чем? Вот об этом мне страшно думать, да.
От картины нужно избавиться. Не могу сказать, что я прямо напуган, нет. Но неспокойно; взорвала эта девушка мою измученную душу, чего греха таить?
Сейчас я уже отошел, первое впечатление, самое острое уже изгладилось, но не бесследно. Потому что ответа я так и не нашел. Зато знаю точно, что «незнакомку» я больше не обижу.
Загнав искалеченный Опель в гараж, и убрав туда же тираннозавра, радость от покупки которого была испорчена таким внезапным и труднообъяснимым способом, я не пошел домой, а отправился прогуляться. Не потому, что побоялся посмотреть на картину, а потому, что нужно было успокоиться. Вот только прогуляться — это не совсем то выражение, потому что я петлял окрестными переулками и дворами очень быстрым шагом, вовсе не прогулочным. Меня выбило из колеи от внезапности всего случившегося, от тревоги и дурных мыслей, от злости непонимания. Злость, кстати, нашла выход в мерзкой роже какого-то отморозка, назвавшего «шлюхой» очень милую и симпатичную девушку. С огромным удовольствием я разбил ему нос.
А когда вернулся, то три часа, до самого этого часа, провел в мастерской. Люди, которые забрали стол, остались довольны — очень приятно. И заказали четыре резных табурета. Так что, я на самом деле, на несколько минут. Сейчас перекушу и пойду опять работать — это очень отвлекает от плохих мыслей, а сегодня мне нужно от них отвлечься до самой поздней ночи. Завтра я должен быть бодрым и веселым — сыну шесть лет. И ничто кроме этого, не должно меня завтра волновать».
Алекс поел, но работать не пошел. Но он хотел. Однако по дороге в свою мастерскую, он зачем-то заглянул в спальню и бросил взгляд на «Незнакомку с бокалом вина», как и ночью, стоявшую на кресле. Бросил взгляд и не смог его отвести. Пять минут он простоял в дверном проеме, пристально вглядываясь в композицию на холсте. Затем медленно прошел к своей кровати и, не сводя глаз с картины, сел на свое прежнее место. И просидел три часа.
Не было ночных истерик, не было гневных диалогов, не было рыданий и угроз. Он просто смотрел на нее — пристально и с оттенком скорби во взгляде. Иногда он отводил взгляд, смотрел в пол или просто перед собой. Либо осматривал свою спальню или поглядывал на открытую тетрадь, лежащую на столе. Но эта отстраненность всегда длилась не дольше минуты, спустя которую парень вновь возвращался к созерцанию шедевра живописи.