— Друг, я не знаю, возможно ли докричаться до тебя, но все же повторю, — тем же спокойным тоном отвечал священник. — Если ты сейчас же покинешь святой храм, я не стану заявлять в полицию. Я помолюсь за тебя, и буду надеяться, что душа твоя будет спасена, буду надеяться, что ума тебе прибавится. Я так понимаю, что ты даже не представляешь, какие последствия ты на себя навлекаешь. Ну, а если захочешь подобным образом попытать счастья еще раз, держи путь к архиепископам, кардиналам или же на самый верх иерархии. Но моя зарплата в тысячу восемьсот франков, вряд ли сможет утолить твою жажду.
И Питер сделал движение, чтобы развернуться и уйти.
— Ну, нет! — воскликнул парень и сделал два резких шага в направлении священника. И так же резко остановившись, он большим пальцем опустил флажок предохранителя. И вот тут, наконец, что-то дернулось в душе Питера, и он почувствовал страх.
— Никуда ты, сука, не сможешь заявить! — процедил парень.
Питеру показалось, как смерть своим холодом дохнула ему в лицо. Но не было ни вихря мыслей, не было достославного «вся жизнь за секунду», не было даже раскаяния. Лишь где-то вдалеке ему улыбнулось лицо его белокурой, голубоглазой Сары. И гвоздем вошла в мозг одна лишь только мысль, одна-единственная, но до того сильная, что Питер на всю жизнь запомнил ее как самый мощный урок в своей жизни: «Я еще не готов. Я не знаю, что Тебе отвечать».
Помощь пришла столь же внезапно, как и опасность. В этот самый миг тяжелая дверь храма распахнулась с такой легкостью, словно в нее влетело таранное орудие, пущенное толпой обезумевших солдат, идущих на приступ храма. Однако же, вопреки таким предположениям, споткнувшись на пороге, и с трудом удержавшись на ногах, в церковь пулей влетела молодая девушка — на вид хрупкая и стройная. Светлые волосы ее были всклокочены и мокрые от дождя, джинсы и плащ салатного цвета также были мокрыми, ноги были перепачканы грязью. Но не неопрятный внешний вид бросился Питеру в глаза в первую очередь, а лицо этой девушки. Священник сразу заметил, что она довольна красива, но в настоящую минуту лицо ее было словно у пациента психиатрической больницы, которому хитрым способом удалось покинуть ее стены. И нельзя было отметить какую-либо отдельную деталь, говорящую об этом, кроме разве что покрасневших глаз. Но в целом, лицо ее выражало настолько возбужденное, и даже морально надломленное выражение, что у Питера сразу же, в первое мгновение, сложилось твердое убеждение, впоследствии лишь подтвержденное, что перед ним предстала сумасшедшая. Вспоминая первое впечатление об этой милой и несчастной девушке, Питер помнил, как ему показалось, что все ее сознание, вся ее душа, находились в этот момент в таком диком напряжении, словно у нее была моральная судорога, отразившаяся на ее лице выражением безысходного безумия, морального мученичества.