И только она об этом подумала, голос этот прочитал ее мысли и сказал:
— Если ты перестанешь нервничать, перестанешь считать себя сумасшедшей и перестанешь бояться — я перестану тебе приказывать. Я вообще не вправе тебе приказывать, я могу лишь просить. Но пока ты не успокоишься и не начнешь говорить со мной на равных, мы не сможем прийти ни к чему хорошему. Поняла?
— Кто бы ты ни был, — Катрина замотала головой, — пошел на хрен из моей головы, чертов ублюдок! Никаких разговоров между нами не будет, я этого не хочу, и этого не будет.
И тут девушка заметила, что она, действительно, может найти в себе силы быть совершенно спокойной, и даже не бояться. Она чувствовала, что способна твердо оценивать ситуацию — насколько это вообще было возможно; может руководствоваться своим разумом — если от него хоть что-то осталось; может говорить на равных с этим голосом — если только это действительно было в ее власти. К ней начали возвращаться силы и уверенность, и девушка попробовала аккуратно встать на ноги.
— Будут, Катрина, будут… — в то время слышала она, — будут, и ты прекрасно это знаешь. Будут, потому что ты этого хочешь, но боишься в этом признаться. А теперь — спокойной ночи.
И только Катрина встала на ноги, голова ее закружилась, ноги подкосились, и она без сил опустилась на пол, на одеяло, вместе с которым она слетела с кровати, и сознание покинуло ее.
Катрина проснулась от дикой головной боли. Она лежала на полу, на скомканном одеяле, мокрая от пота. В первый момент она ничего не поняла, села и, схватив голову руками, попыталась сквозь дикую боль восстановить события минувшей ночи. И вспомнила… вспомнила ужасный голос, и вздрогнула. Вспомнила весь разговор до мельчайших подробностей, а вспоминая, уверяла себя, что все это ей приснилось.
«Иначе и быть не может, — думала девушка, — что еще за бред? Господи, как же, видимо, я была вчера вымотана, если мне такое привиделось и услышалось. Все, дорогая, надо брать ситуацию под контроль и серьезно задуматься о своих нервах. Это ведь был сигнал, настоящий сигнал о том, что я теряю над собой контроль. А что, если? Что если не привиделось? Что если все это было на самом деле? Нет. Нет и еще раз нет… — пыталась она прогнать эти мысли. — Где же он тогда сейчас? Его нет».
Катрина прищурилась и осторожно огляделась по сторонам.
— Эй… — тихо позвала она. Ответа не было, девушка подождала минуту, напряженно прислушиваясь, и повторила: — эй, ты здесь?
Она продолжала настороженно прислушиваться, чувствуя, как ее начинает охватывать радость и покой, несмотря на ужасную боль в голове. Тишину в комнате нарушало только дыхание Катрины, никаких голосов или даже их предвестников заметно не было. Девушка улыбнулась и, закрыв лицо руками, засмеялась. Она смеялась над самой собой, с немалой долей сожаления к самой себе, смеялась над собственным больным воображением и собственным страхом, который она испытала минувшей ночью благодаря своей воспаленной фантазии. Затем девушка резко выдохнула и встала. Первым делом, она приняла сразу две таблетки обезболивающего, после чего принялась приводить в порядок постель. Только тут Катрина вспомнила о работе, и, взглянув на часы, обнаружила, что уже начало одиннадцатого, а магазин она открывает в девять. Решение пропустить сегодня один день пришло быстро и казалось вполне адекватным. Катрина прилегла на кровать, чувствуя, как отступает боль и как хорошее настроение неотвратимо охватывает ее душу, несмотря на все треволнения. Полежав минут пять, Катрина прошла на кухню, но тут же вернулась и, нагнувшись поцеловала фотографию мужа.