Тут Катрина вспомнила последние события. Удивляясь сама себе, она поняла что не испытывает никаких остро негативных эмоций по этому поводу. Да, ей было немного неприятно, она понимала, что поступок ее плох, но… ее это веселило. Да, она засмеялась, не злорадно, и не над парнем, чью машину она испортила. Она смеялась над собой, над абсурдностью содеянного, а когда вспомнила, как ринулась навстречу этому парню и добавила ногой в крыло, то просто закатилась беззвучным смехом облокотившись на руль. Добавили веселости и вспомнившиеся крики и проклятия. У нее было ощущение, словно она вспоминает какой-нибудь конфуз, произошедший на вечеринке: и не по себе, и весело. Катрина подумала, что, наверное, просто не понимает самой сути: что поступок ее не безобидная шалость, а акт вандализма, за который нужно серьезно ответить. Но она заметила, что вовсе не хочет за него отвечать, что она даже не думает отвечать за него.
И тут девушка заметила, что чего-то не хватает. Голос. Голос молчал. И чувство, которое в ней закрадывалось, что голос с ней уже много лет и никогда с ней не расставался, сейчас пробудилось в ней с необычайной силой. Понимая, что это немыслимо, Катрина отдаленно чувствовала моральный дискомфорт. Она подумала, что, скорее всего — это от необходимости поговорить с кем-нибудь, но нет… она вдруг поняла, с ужасом и отвращением поняла, что боится если голос ей больше не ответит. Что это он в ответе за все последние события, и что сейчас он вообще не имеет права молчать. Что именно он указывал, и даже приказывал ей, что делать, и брал на себя ответственность за нее. И Катрина с невыразимым отвращением поняла, что — черт возьми, — ей хочется сейчас почувствовать на себе его влияние и мощь. Она не понимала, как такое возможно, не понимала, как она могла так быстро поддаться его влиянию, но понимала, что хочет чтобы сейчас этот голос был с ней. Да, он брал над ней верх, и Катрина чувствовала, что отступает. Против своей воли, против голоса здравого смысла — если таковой в ней еще остался — чувствовала, что этот голос сгибает ее. Но страшнее всего — это необъяснимое и звериное наслаждение, прорастающее где-то в глубине души, далеко, но непрерывно приближающееся наслаждение от верховенства этого голоса. Это было ужасно, но девушка не могла ничего с этим поделать. Она не хотела с этим мириться, но понимала, что в данный момент — хоть убей — нуждается в нем и да… жаждет его превосходства, которое лишает ее морально-этических границ.
— Эй, ты где? — Катрина почувствовала, что тревога остаться без ответа немыслимо волнует ее сердце.