Вот и все!
Завтра, в случае удачного исхода, я наконец подстригусь и побреюсь. Я так решил, вот такой заскок, как перед экзаменом. Я не брился уже два месяца. Ребенок, когда видит меня, смеется до упаду и говорит, что папа похож на лесника. Линда тоже недоумевает и спрашивает, все ли со мной в порядке, что за имидж бомжа? Ахаха! Я говорю, что это временно, просто много работы и не до внешности. Я бы не хотел, но придется все же надеть на голову черный чулок, все-таки я не могу так рисковать, чтобы предстать перед ним в своем обычном виде. И вряд ли смогу загримироваться до неузнаваемости. Поэтому придется пойти на такой шаг. Я напихаю бумаги за щеки, чтобы изменить голос и еще сильнее изменить форму лица. Конечно, все это не гарантия безопасности, но все же лучше, чем ничего. Сука, как же это все весело! Я буду весь в черном, как и он тридцать лет назад. Черные джинсы у меня есть, есть старые черные кроссовки, нужно купить только какой-нибудь дешевый свитер с высоким воротником и перчатки. Жаль, что я все это затянул так надолго. Надо было раньше это сделать, но все откладывал. Вот же природа гребаная моя — откладывать все до последнего. Завтра поеду в Санторин, есть у меня там старый знакомый — у него я достану диазепам. У него же, еще ранее, я достал совершенно термоядерную смесь, которую по привычке буду называть хлороформом. Там же куплю и свитер с перчатками. Ты заметил, кстати, что завтра воскресенье — о горничной можно не волноваться, я надеюсь. Почему надеюсь? Потому что я уже немного опасаюсь того, что выбрал юбилей для своей затеи. Боюсь, чтобы в планах его ничего не поменялось. Но! Конечно, трудно представить себя таким психом, как этот полоумный старик, но тем не менее. Думаю, если б я был на его месте, весь завтрашний день я бы провел в своем кабинете, созерцая свое силой удочеренное дитя. И я уверен, что Мартин так и сделает — весь день просидит в кабинете. Вот уверен, и все! Как думаешь, моя самоуверенность не сыграет со мной злой шутки? Потому что я чувствую, что в плане самоуверенности легко составлю Мартину жесткую конкуренцию. Но, я надеюсь, что все будет нормально. Да, завтра мы сойдемся с ним в нехилой схватке, и я выйду победителем, потому что старик доживает свой век и должен быть хоть кто-то на всей земле, кто покажет ему его место, кто покажет что он — просто мертвец. Что он на сотни километров ниже тех людей, которых он не считает за людей; которых он заставляет бояться; которых он попирает с помощью своих богатств; на которых смотрит как на насекомых. Я докажу ему это. Я докажу, какое он ничтожество, не имеющее, СУКА, МАТЬ ЕГО, ни одной истинной ценности в жизни. Ничтожество, которое живет лишь картиной, живет великим и вечным — тем, что никогда и не при каких обстоятельствах не смог бы создать. Не из-за отсутствия таланта или мастерства, а из-за своей черной и мертвой души, которая не способна даже воспринять прекрасное, ни то, что создать. Друг мой, он НЕ ПОНИМАЕТ «незнакомку»! Нет, нет, нет! Он ее не в состоянии понять. Он извращенец и видит ее в извращенном понимании. Он очерняет это великое произведение! Бедняжка! Завтра ее страданиям будет положен конец, завтра я закончу этот кошмар и освобожу ее из рук этой твари. Я избавлю ее от мерзких глаз, съедающих ее на протяжении тридцати лет. Завтра я положу конец ее слезам! Завтра ночью!