— Обождите! — властным окриком остановил их Кукуйко.
Он вывел дембеля за калитку. В этот миг из-за транспортеров пулей вылетел капитан Малосольный и с ходу ударил парня прикладом автомата в грудь. Тот, охнул, и мгновенно осел на снег.
— Ты что делаешь, сволочь?! — завопил старик, пытаясь оттолкнуть жестокого офицера. — Зачем бьешь пацана?
Но его больше не били. Двое солдат связали ему за спиной запястья, помогли подняться на ноги и поволокли к стоявшему неподалеку подполковнику. Он с презрением посмотрел на перепуганного и оглушенного дезертира и сквозь зубы процедил:
— В БТР его!
— Нам необходимо допросить Рычагова! — вмешался было подошедший Федоренко.
Бабодав проигнорировал его слова и даже не удостоил взглядом. Зато несколько смущенно козырнул Луке:
— Спасибо, отец!
Дембеля втащили в транспортер.
Через пару минут бронемашины, поднимая столбы снега, с диким ревом понеслись по улице.
Кукуйко грустно проводил их взглядом, вздохнул, затем молча повернулся и побрел в свой двор. Стали расходится и остальные.
— Ну, вот и все! Увезли мою долю, — вытирая глаза замызганным рукавом драпового пальтишка, скорбно молвила Тонька.
Самопалов обнял ее за плечи и потащил с собой.
— Идем, посидишь с нами! — предложил он девахе, простужено шмыгая носом. — Выпьешь, развеешься…
Она покорно зашагала рядом с Федькой. За ними, громко и злобно матерясь, двинулись опера.
— Ленчик! Сходи за Кицятником, мы уезжаем! — отдал приказ Федоренко, вспомнив о патологоанатоме.
Старшина развернулся и побежал к дому бригадира Дыбы.
Низко над Куличками, на землисто-сером одеяле неба почивала толстомордая луна и самодовольно поглядывала на копошащихся в снегу людей. Мороз, похоже, немного ослабел. А может, так лишь казалось от того, что северо-восточный ветер сменился на юго-западный.
Было около половины пятого утра. Удивительное дело — куличковские собаки, обычно гавкучие, шумные, почему-то молчали…
Проводив оперативников, Наливайко, едва передвигающий от усталости ноги, с двумя берданками за плечом завалился в гостеприимную хату Семена Дыбы. Того дома уже не было — ушел на ферму. Тетка Маня с беспокойством посмотрела на осунувшийся лик Миколы и сразу заохала:
— Не жалеешь ты себя, Сидорович! Вон как извелся весь, побледнел! Поесть тебе надобно. И хорошенько отдохнуть, выспаться.
Участковый устало опустился на топчан в прихожей и отрицательно замотал головой:
— Есть не хочу, тетя Маня! А вот отдохнуть действительно нужно. Я бы с вашего позволения покемарил немножко. А то не дойду в Грязелюбовку, с ног валюсь.