— Так что там насчет корабля? — напомнил он. — Спасибо, конечно, за обед, но мы-то пришли по делу!
— Ах, да, мой любимый корабль, — опечалился Лихогляд. — Что ж, давайте совершим небольшой променад.
Белянка едва успела покончить с горкой мороженого, политого лимонным сиропом, как вся компания в сопровождении трех матросов отправилась на прогулку. Двух из них — высокого и худого Чумадура и маленького, толстенького и лысого Сиволапа — друзья уже видели. Третьим оказался матрос по имени Дуболом. Его черно-бурая шерсть стояла дыбом, как иглы ежа. На голую грудь была накинута одна безрукавка, а штаны завязаны ниже колен потертыми веревками, как у дикого островитянина.
Лихогляд повел их подальше от гавани с ее пустующими причалами и вывел на отдаленное побережье. На песчаной отмели виднелся остов разбитого брига. В бортах его зияли огромные пробоины, снасти были сняты, а обломки мачт печально смотрели в небо раздробленными в щепки концами.
— Бизань-дерезань! — воскликнул Ветрогон. — Что случилось с твоим «Лихим змеем»?
— Увы, мон ами! — ответил капитан. — Произошло маленькое недоразуменье в открытом море с каравеллой небезысвестного вам магистра Гнилозуба, после которого мой чудесный бриг оказался в столь плачевном состоянии.
— Это Гнилозуб так покоцал вашего «Змея»? — с удивлением спросил Тихоскок.
— Не столько Гнилозуб, сколько его прихвостень, Твердолоб, — невольно выдав злобу, ответил Лихогляд. — На их каравелле оказались пушки, чего мы никак не ждали. Надеюсь, что я получу с них достойную компенсацию за этот урон.
— Что же нам теперь делать? — приуныл Ветрогон.
— Не расстраивайся, дружище! — беспечно обнял его за плечи капитан. — Ты же знаешь — я из любой трудности найду выход. Приглашаю вас заночевать в моем доме. А к утру я что-нибудь придумаю.
Вечером всех развели по отдельным спальням. Тихоне досталась высокая кровать с прозрачным балдахином, подвешенным, как шатер. Он долго не хотел залезать под одеяло и все прислушивался у двери — как там Белянка и не лезет ли к ней этот прилипчивый капитан. Но Лихогляд куда-то исчез, в коридоре все было тихо, чужих шагов не раздавалось, и в конце концов он позволил себе устроить заживающее ухо на подушке и прикорнуть.
Рано утром за его дверью послышался шорох. Тихоскок навострил ушки.
— Куда прешь, козья морда? — послышался голос толстенького Сиволапа. — Знай свое место!
— Отодвинься, свиная туша! — заворчал голос высокого худого Чумадура.
Раздались звуки борьбы. Дверь распахнулась, и в проем попытались протиснуться сразу два моряка, но застряли в косяке и окончательно разругались. Через мгновенье они ввалились в комнату и грохнулись наземь.