— Это вряд ли, — врач поднялся на ноги, отошел за дерево. — Силенок маловато.
Хартов промолчал, нельзя с Дороховым в контры вступать. Он волк матерый, во многих переделках побывал. Пристрелит — даже бровью не поведет. Лучше стерпеть. Ради покойного. Ради жены его, чего уж там…
— Ты мне вот что скажи, — Дорохов вернулся назад, на ходу заправляя рубаху в штаны. — Ты же в этих местах вырос, правильно?
— Ну, значится, так.
— И что же это за аист такой, черный, которого весь отряд боится, аки дети малые?
— Суеверия это все, — Хартов разжигал угли, изредка поглядывал на покойника. — Ходят-бродят по лесам духи мятежные, заблудшими кличут. В наказание за грехи тяжкие, много лет назад, боги их своего тела лишили. Вот они и ищут себе новые тела, в которые можно вселиться. Иногда в аиста обращаются, иногда в медведя черного, даже в дерево сухое, чтобы охотников и грибников подманить.
— И что же, — Дорохов сел у огня, положил на колени винтовку, — в кого-то они вселялись?
— А как же! И в людей, и в зверей, да только не подходит им ни одно тело. Как попадет в него заблудший, так тело гнить начинает и разлагаться. Одна-две луны и все, непригодным стает. И приходится снова тело искать. И среди стариков есть примета…
Где-то вдалеке хрустнула ветка, послышался хлопок.
— Примета, значит, есть, — Хартов взялся за шашку, так, для успокоения, — кто черного аиста увидит, тот не жилец больше, день-два и заберет его заблудший.
— А с телами что стается потом? Кто-то их находил?
— Тела они прячут. Или сжигают. Денисов, вот, считал, что они тела попросту съедают.
Дорохов причмокнул и, показав на мертвого, спросил:
— А в покойников ваш заблудший тоже может вселяться?
Хартов ответил, что нет, не слышал он про такое, но черт его знает.
От леса потянуло холодом и сыростью. Ветки шумели и шевелились на ветру, из ночной темноты выползал туман, который обволакивал землю едва прозрачным покрывалом. Изредка в недрах леса кто-то шумел и, казалось, вздыхал. Но Хартов решил, что это у него от усталости.
Странно, но все эти звуки чудесным образом убаюкивали, а горящие поленья приносили чувство спокойствия, защищенности.
— Я вот что думаю, — сказал вдруг Дорохов. — Мы тут за ночь замерзнем, как суслики. А мне, да и тебе, воспаление легких ни к чему. Что там за домик на опушке?
Хартов всмотрелся в темноту. На мгновение почудилось, что между деревьев он разглядел стеклянные глазницы, в которых горел желтый огонек.
— Лесника, кажется, избушка или сторожка чья-то.
— Но пустая же?
— Пустая, да.
— Давай переночуем там. И друга твоего перенесем.