У моей подруги больше нет тела. Совсем недавно оно еще было, но после того, как в Аннели врезался грузовик, от моей подруги осталось не так уж много. Верхняя половина, если говорить точно. Голова Аннели тогда почти не пострадала, а вот ноги даже не смогли выковырять из смятого в лепешку велосипеда. Поддерживать жизнедеятельность этого обрывка выходило дорого, ремонтировать — еще дороже…
Поэтому теперь Аннели живет в чайнике. Ну, это она так шутит. Просто пластиковый контейнер, в котором хранится ее мозг, действительно цилиндрической формы, и в нем что-то плещется. Только проводов наружу торчит в несколько раз больше.
Аннели живет в чайнике, а на работу ходит ее проекция. Голограммой, подключенной к системе, быть намного лучше, чем призраком. Моя подруга может касаться некоторых предметов вроде своего лотка или продуктов — не по-настоящему, а просто отдавая сигналы автоматике, конечно, — и немного изменять внешность. Сегодня на Аннели ярко-красные сережки, а пружинки волос стянуты в тугой хвост на затылке. Она прекрасно выглядит.
— Добрый вечер, — говорит Аннели. — Желаешь хот-дог по-французски, по-американски, по-стокгольмски, братвурст, чоризо?
Я не знаю, прописано ли у моей подруги в контракте: приветствуй этой дурацкой фразой каждого — в любом случае, никто не уволит Аннели, если она ее не произнесет. Моя подруга прекрасно все понимает, поэтому вряд ли она обращается ко мне как к человеку от усердия. Просто ей кажется, что так будет правильно.
— Не сегодня, Аннели, — говорю я. — Не сегодня.
Она улыбается.
— Сегодня день Йоэла, не так ли?
Я люблю свою подругу за то, что она всегда помнит такие вещи.
— Да, — отвечаю я. — И Леннарта я тоже видел.
— Хороший день, хоть и прохладно.
Я смотрю на покачивающийся от порывистого ветра зонт над лотком Аннели. Поднимаю глаза на затянутое тучами небо.
— Прохладно, да.
Мы часто играем в такие игры с Аннели. Представляем, будто у нас есть тела, и мы можем чувствовать.
— Знаешь, — говорит моя подруга, — а я тоже кое с кем познакомилась.
Она кивает куда-то вниз, и я послушно обхожу лоток. Аннели и правда не одна. У нее в ногах, нахохлившись, сидит трехцветная кошка и жует сосиску.
Кошка. В современном Стокгольме.
Наверное, я уже много лет не видел ни одной кошки или собаки. После смерти — точно.
— Откуда она взялась? — спрашиваю я подругу.
— Понятия не имею, — пожимает плечами Аннели. — Но с ней веселее.
Кошка отрывается от трапезы и поднимает голову. Я встречаюсь с взглядом внимательных зеленых глаз и вдруг понимаю еще одну странность: животные и птицы ведь не обращают внимания на голограммы. Многие вообще считают, что их глаза не способны нас увидеть.