Когда Борзой подошел к костру, Рыба не пошевелился, а Кузьма с третьим бандитом подняли головы. Великан на грузовике повернулся, скрипнув железом. Часовой на мастерской не двигался – может, спит?
– Я тебе сказал: долго не бухать, – угрюмо произнес тот, что сидел спиной ко мне. – Почему хромаешь? С рукой что?
Ясно, старший. Главарь.
– Да я, – заговорил Борзой, – там с одним… хреном из леса, блин! Сцепился с ним…
– Сцепился? – На бритой голове заиграли отблески костра, когда главарь всем корпусом развернулся к Борзому, неуверенно топтавшемуся у костра.
– Ну, так вышло…
– Что ты лепечешь, придурок? Судя по тому, как ты хромаешь, он тебя отметелил.
– Не, Метис, ты послушай…
– Чего мне тебя слушать? Сказано было: скоро дело очень серьезное, ни во что не встревать. А ты?
– Да я… Девка эта, понимаешь? Шлюха, а не дает! Я к ней и так, и сяк… А этот… Ну, он вышибала там новый. Пошли, замочим его, Метис, – горячо шептал Борзой, склоняясь к главарю. – Он жлоб какой-то, из Леса только выполз… у-у, морда тупая! Давай его завалим, к Лесу бога душу его мать!
– Шум, сказано было, не поднимать, – раздельно повторил тот, кого звали Метисом.
– Да какой шум! Мы тихо! Зарежем его, чик – и жмурик!
– А сам, значит, не можешь? – спросил Кузьма, выпустив в небо клуб дыма.
– А ты молчи, борода! – окрысился Борзой. – Вертухай, блин, чья б мычала! Метис, ну пошли…
Борзой еще ниже склонился к главарю. Я не понял, что произошло, не увидел удара, но кочевник в красной рубашке вдруг отлетел назад и стукнулся затылком об асфальт. Приподняв голову, он застонал:
– Мети-ис, ну ты чего…
– Дурак ты! – Тот вроде и не шелохнулся. – Еще раз встрянешь в такое, я тебя убью. Сто пудов говорю, не посмотрю, что племянник. Ты понял? Понял, дурак?
– Понял, понял я, – Борзой перевернулся на живот, подполз к костру и с трудом сел.
– Всем спать, – приказал Метис. Затем повысил голос: – Боров, Гига – дежурить дальше, через два часа Кузьма с Рыбой сменят. Все, тишина.
Он как сидел – так и лег на бок. Подчинение в банде было, судя по всему, полное, никто в ответ не сказал ни слова. Остальные трое тоже улеглись, подтянув к себе шкуры, накрылись ими. Кузьма щелчком отбросил самокрутку, та упала на асфальт, разлетелась искрами и погасла.
Я продолжал наблюдать. Спустя пару минут Борзой сел, оглядел других, вороватым движением достал из шкур фляжку, раскрыл и надолго припал к ней. Убрал обратно, вытащил пачку сигарет. Веткой выкатив из костра уголек, прикурил.
Стало совсем тихо. На грузовике здоровяк выпрямился, потянулся с громким зевком. И правда великан, больше Кирпича, а ведь тот немаленький. Такого, как вышибалу, на «раз-два-три» не свалишь. Боров – почти наверняка эта кликуха принадлежала именно часовому на грузовике – прошелся по кузову, и я понял, что в руках у него действительно ручной пулемет, с торчащим кверху длинным загнутым магазином. Во дает мужик! Такой ствол весит целую тонну. Встав спиной ко мне на другом конце машины, Боров махнул рукой часовому на крыше, и тот в ответ отсалютовал. Не спит, значит. Великан повернулся боком ко мне, сел и замер.