Десяток свечей, цветной комплект постельного, ведро с тряпкой, веник и кусок мыла входили в стандартный набор для вновь прибывших адептов. На этом «щедрость» комендантши себя исчерпала и на простой вопрос: «не завалялась ли у вас расческа?» женщина, разменявшая шестой десяток посмотрела на меня с таким презрением, что я, сгорая от стыда, поспешила скрыться с глаз.
Прохладная вода взбодрила тело, приглушила тянущую боль в мышцах, но от урчания в животе не избавила. Желание бросить в рот хоть пару черствых сухарей завладело всеми моими мыслями. Хотя нет, еще одна мысль покрывала некроманта такой отборной бранью, что его уши, наверняка горели красным пламенем.
— А нечего было срывать мне обед!
Едва заняв пустующий столик, я налетела на ужин как коршун на цыпленка. Рыба в подливе, каша, две четвертинки яблока и компот. Лишь окончательно опустошив содержимое тарелки, я, умиротворенно вздохнув, позволила себе расслабиться и наконец-то оглядеться вокруг.
Организация внутреннего пространства девятигранной обеденной залы была на уровне. Дневной свет имитировали раковины с зазубренными краями, панцири которых украшали сюжетные композиции. Вместе с костяными ножками они составляли единую конструкцию, превышающую мой рост в полтора, два, а где-то и в три раза. Последний экземпляр вырастал из черноты пола, словно цветок света, обретший жизнь в самом центре застывшей лавы… Отдаленно соответствуя общему стилю, все девять стен заслоняли угрожающих размеров картины. И вот что странно, что-либо увидеть на этих многовековой засолки полотнах было сложно, а где-то и вовсе невозможно.
С недоверием и опаской я всматривалась в картины, пытаясь понять столь необычный подход к живописи. Ближайшее полотно омывали лучи утреннего солнца, обрисовывая контур старинного города с улыбчивыми прохожими и детворой, играющей вокруг животворного родника. Все здесь дышало молодостью и силой, счастьем и умиротворением. Другой гигант с оправой из костяного скелета зме́я, разжигающего адово пламя, утопал в темных разводах, словно размазанных рукой. Сквозь эти угнетающие потеки с трудом проглядывался мрачный погреб с гнилыми бочками и битым стеклом.
— Б-р-р-р.
Картина под номером три напоминала разбитое зеркало и вообще исключала возможность что-либо разглядеть. От центра картины расходились ломаные лучи, разделяя поверхность на куски разных размеров. Казалось, лишь чудо удерживает мозаику в вертикальном положении, не давая ей осколками осыпаться к ногам. Странно все это. Зато орнамент понятен и говорит сам за себя. Среди кладбищенских оградок сама смерть держала жертву когтистыми лапами…