Сердце тревожно сжалось, когда тишину прорезал скрипучий голос:
— Ее излечит только хорошая порка! Розгами! До наливных синяков на ее толстой заднице.
— Брось, порка не прибавит ей ума! — усмехнулся второй твердый голос.
— Зато в следующий раз она подумает, прежде чем лезть в подвал.
— Храбрая девочка…
— Пустышка неуклюжая! — проскрипел призрак, очертания которого начали постепенно обрисовываться, являя скрюченного старика в длинной мантии. Ткань, стянутая под горлом, придавала его фигуре еще большую горбатость, подавленность, немощность.
— Ну наконец-то! Дождалась! — с облегчением выдохнула я и, присев на матрас, уставилась на возникающие из-под пола белесые фигуры, которые своими телами недурно осветили комнату. Они были веселее моего тусклого огонька свечи.
— И где же вы раньше-то были? — беззлобно упрекнула призраков.
— Я буду настаивать на том, что девочка все-таки храбрая, — сказал громила, контуры которого так и остались смазанными.
— Как можно принимать за храбрость неспособность продумывать последствия своих решений? — негодующе возмутился старик.
— Да пока все продумаешь, необходимость к действию отпадет!
— Это мы еще поглядим, что у кого отпадет… — многозначительно буркнула седая голова в мантии.
Видимо, рановато я записала старичка в ряды немощных. Хотя… мне свойственно ошибаться в людях, что уж там говорить о призраках?!
— Господа, — вклинился бархатный голос, обладатель которого напоминал аристократа с благородной ленцой в движениях. — Она еще не знает, что ее ждет. Когда поймет, как бывает подчас невыносимо трудно жить в безлюдном подвале, тогда мы поглядим, как быстро она сдастся.
— Так на чем мы остановимся?
— Выбор в нашу пользу храбрый, но дико неудачный, — громила повернул ко мне лицо и расплылся широкой улыбкой.
— А мне вообще чихать на бесхребетных барышень, — пробасил прокуренный голос прямо мне в ухо. Я отпрянула и нервно обернулась, уткнувшись носом в добротное пузо. Вкинула голову и застыла как завороженная.
К этой мужской фигуре, стоящей посреди койки, мой взгляд словно приклеился. Дорогой костюм, массивная цепь, выставленная явно напоказ (которая в прошлой жизни была отлита не иначе как из высокопробного золота), внушительная эфемерная трость, рукоять которой идеально ложилась в ладонь, прожигающий презрительный взгляд, — столько пафоса в маленьком бездыханном призраке, что в голове не укладывается. Он поднес трубку к губам и, склонившись, выдохнул мне в лицо густое облако, испытывая полный букет наслаждения.
Я взмахнула руками и только после поняла, что никакого запаха табака нет.