Баронесса молча кивнула. В этот момент Генри увидел шагавшего по тропинке в отель высокого сухопарого барона фон Вюртбурга в сопровождении крохотных фигурок Ганси и Лотти.
— Что ж, из сказанного вами можно сделать вывод, что Франко не мог убить Хозера, но, учитывая обстоятельства, единственный способ избавить его от подозрений состоит в том, чтобы найти того, кто это сделал. Именно этим я и занимаюсь. Поэтому, что бы ни случилось, ни в коем случае не используйте это удобное, но запутывающее дело доказательство — по крайней мере, до того момента, пока я не разрешу. Вы поняли?
— Да, Генри, — ответила Мария Пиа.
Анна сообщила Генри, что il padrone[28] — у себя, в своей личной гостиной, как всегда в это время дня, и что его нельзя беспокоить без крайней необходимости. Тиббету, однако, удалось убедить ее, что у него как раз именно крайняя необходимость, и Анна, очень неохотно, провела его через обитую зеленым сукном дверь, которая отделяла личные покои владельца от остальных помещений отеля.
Гостиная Россати была просто, но удобно обставлена. Двумя самыми впечатляющими объектами в ней являлись огромный письменный стол с кожаной столешницей, увенчанный фотографией девушки поразительной красоты, лицо которой казалось смутно знакомым, и сам хозяин, растянувшийся во весь рост на диване и безмятежно дремавший, накрыв лицо ведущей римской ежедневной газетой. Он вскочил при появлении инспектора и выразил полную готовность немедленно оказать ему любую необходимую помощь.
Генри начал с обманной тривиальности: мол, ему хотелось бы составить ясную картину последнего спуска герра Хозера на подъемнике.
— Насколько я понимаю, синьор Россати, вы очень часто пользуетесь подъемником, — заметил он, — хотя не катаетесь на лыжах, если не ошибаюсь.
— Нет-нет, я не лыжник. Приехав сюда, я был уже слишком стар, чтобы учиться.
— Это было три года тому назад, не так ли?
— Именно так, синьор.
— Возвращаясь к подъемнику, — сказал Тиббет, — сколько времени нужно, чтобы дойти до него по тропе от отеля?
— Ну… минуты две… может, чуть больше, если идет сильный снег.
— А в темноте?
— Дорожка хорошо освещена, синьор, вы же знаете.
— Потом вы останавливаетесь и ждете, когда подъедет кресло?
— Конечно.
Россати выглядел озадаченным, поскольку подозревал, что ответы на все эти вопросы полицейского известны так же хорошо, как и ему самому. Но тот упорно продолжал:
— Затем кресло подъезжает к вам сзади, вы садитесь в него, укутываете ноги одеялом, опускаете страхующую перекладину и к этому времени уже проделываете значительный отрезок пути.