— Баронесса сломала ногу и… еще не отошла от шока, — миролюбиво объяснил инспектор. — Вероятно, она сама пока не хочет никого видеть. Но это очень любезно с вашей стороны. Хотите, я отнесу ей шоколад? Я, видите ли, пользуюсь преимуществом, — поскольку я полицейский, ее муж не может запретить мне посещать баронессу.
Пьетро улыбнулся.
— Спасибо, Энрико. И передайте Марии Пиа самые добрые пожелания… добрые пожелания от всей деревни. Мы понимаем, как ей сейчас грустно.
— Непременно передам, — пообещал Тиббет, убирая коробку в карман как раз в тот момент, когда, оставив лыжи в сарае, в холл вошли Джимми и Каро.
— Уже выразили свои соболезнования пострадавшей, Пьетро? — весело спросил Джимми. — Быстро вы. Привет, Генри, старая калоша. Как идет одинокая охота?
— Мне не позволили повидать баронессу, — не вдаваясь в подробности, ответил Пьетро. — Ее муж запретил.
— Не скажу, что я его осуждаю, — улыбнулся Джимми. — Будь у меня жена, я бы тоже не допускал вас в ее комнату. Слишком рискованно. Пойдемте выпьем чаю или еще чего-нибудь.
Джимми и Пьетро ушли в бар. Каро, не двигаясь с места, смотрела на инспектора.
— Боюсь, я должен поговорить с вами, Каро, — сказал Тиббет.
— Понятно, — ответила она. — Очень хорошо.
Ни тени удивления в ее голосе не было.
— Пойдемте-ка туда.
Генри повел ее в помещение, которое называлось здесь комнатой отдыха, хотя никто никогда там не отдыхал. Это было маленькое помещаение, заставленное большими темными креслами и столами в стиле ар-нуво из светлого блестящего дерева. Инспектор включил свет — сумерки быстро сгущались — и закрыл дверь.
— Сядьте.
— Спасибо, я лучше постою, — тихо ответила Каро.
— Как угодно.
Генри сел в кресло и закурил. Он предложил сигарету и Каро, но та покачала головой.
— Видите ли, — начал он после нескольких секунд раздумья, — мне бы очень хотелось, чтобы вы мне все рассказали. Будет лучше, если вы сами сбросите с плеч этот груз, нежели подвергенесь моим расспросам. Мы ведь все равно узнаем, вы же понимаете.
Каро молчала.
— Эта записка, которую Роджер якобы написал в Танжере… — продолжил Тиббет. — Римская полиция установила, что она написана вашим почерком.
— Какая записка? Не понимаю, о чем вы говорите.
Генри достал из кармана опись багажа Роджера и протянул ее Каро оборотной стороной вверх.
— Это вы писали?
— Не помню.
— О, дорогая, вы все усложняете, — вздохнул Тиббет. — Ну, по крайней мере, то, что вы сами расписались в книге регистраций отеля, вы не будете отрицать?
— Не буду, — нехотя признала Каро.
— Тогда вы написали и это. — Он постучал пальцем по описи. — А также вы пытались — не очень успешно — скопировать почерк Роджера в записке, которую мы нашли в бумажнике Хозера.