Роман отошел в сторону, туда, где возле берега было глубоко, разделся и нырнул. Поплавал немного по озеру и, решив — пора, отправился к Ире.
Нажимая кнопку звонка, он слышал, как колотится его сердце, и думал, что стук его можно услышать за дверью. Открыла Ира. Открыла и растерялась:
— Ты!
— Я, — улыбнулся Роман, бледнея.
— Я… я не могу сейчас, — стояла в двери Ира.
— Ничего, я ненадолго. — Роман решительно переступил порог.
Девушка отстранилась, пропустила его в коридор. Из кухни на неуклюжих ногах, раскачиваясь, вышла старушка посмотреть, кто пришел. У нее были больные ноги. По рассказам Иры, Палубин такой ее и представлял. Ира говорила, что старушка добрая. Они никогда не ссорятся, Ира носит старушке продукты из магазина. Роман улыбнулся старательно, делая лицо приветливым, чтобы старушка не заметила, что он хмельной.
— Здравствуй, здравствуй, сынок! — быстро закивала она.
Роман с обостренным вниманием подмечал каждое изменение в лице Иры. Первым желанием девушки при виде его, вероятно, было извиниться, попросить подождать ее внизу, мол, переодеться надо, собраться, но, когда он шагнул через порог, она съежилась, лицо неожиданно заострилось, глаза потемнели, сузились, как от боли. В этот момент Роману стало жалко ее, и промелькнула мысль: не напрасно ли он отбирает у нее тайну, пусть бы шло так, как было. При появлении старушки глаза Иры потеплели, лицо смягчилось, на нем появилась решимость, и Ира проговорила:
— Пошли!
Роман теперь был убежден, что увидит в комнате девочку. Шагнув к двери, на которую ему указала Ира, он заметил под вешалкой, рядом с босоножками Иры, крошечные белые туфельки, и сердце у него вновь заныло. Роман понял, что до самого последнего мгновения он сомневался в словах Бориса, надеялся, что тот наврал. Палубин сам открыл дверь в комнату и пропустил Иру вперед. Вошел и замер. На него из-за стола смотрела девочка с большим белым бантом на голове. Она сидела перед тарелкой с манной кашей и маленькой ложечкой в руке. Щеки у нее были в каше.
— Ой, что же ты так испачкалась! — сказала Ира и вытерла ей щеки белой салфеткой.
Вытирала она старательно, и Роман догадался, что Ира рада этому занятию, оттягивающему неприятное объяснение.
— Я — ем! — громко воскликнула девочка на упрек матери, но смотрела она на Палубина.
— Ты ешь, ешь! — сказал Роман девочке, ища глазами, куда положить бутылку. — Я подожду!
Девочка заметила его ищущий взгляд и сказала, картавя, выговаривая, как часто это делают дети, вместо «р» букву «л»:
— Только иглушки не бели!
— Ой, не беспокойся ты! Не возьмет он ничего! — нервно проговорила Ира.