— Ну, ладно… об этом… — хмуро проговорил Роман.
Они оба не прикасались к еде.
«Зачем я ее мучаю? — подумал между тем Палубин, не спуская глаз с девушки. Он быстро хмелел. — Обидно? Конечно, обидно! Так провести! А хороша же она! Обидно…»
— Ну ладно, Ирочка! — улыбнулся он натянуто, взяв в руки стакан. — Хватит хмуриться… Давай еще выпьем… За что же мы выпьем теперь, а? — неестественно засмеялся Роман. — Ирочка, бери, бери стакан! — говорил он ободряющим тоном.
Девушка взглянула на него и осторожно придвинула к себе стакан.
— За что же мы выпьем?.. Мы ведь, Ирочка, ни разу с тобой вот так не сидели. Друг против друга… Все рядышком, рядышком, да? Хорошо ведь нам было, да? Давай выпьем за прошлое? У нас уж с тобой есть прошлое… А ничто ведь не связывает людей так, как прошлое. Давай за прошлое. Хороший тост! — Он осторожно коснулся стаканом ее стакана: — Давай, давай!
Ира на этот раз пригубила чуточку, а он снова выпил до дна и стал есть. Она тоже взяла вилку. Он ел и глядел на ее лицо, руки.
— Со стороны может показаться, что не я у тебя в гостях, а ты… — говорил Роман, бодрясь, стараясь подавить боль и обиду.
Он вдруг прекратил есть и спросил полушепотом, наклоняясь к ней через стол:
— Ирочка, тебе хорошо было со мной, а?
Девушка тихо ответила:
— Хорошо…
— Зачем же ты так надо мной надсмеялась?
— Я над тобой не смеялась…
— Ну-да, а там… в палатке…
— Я над тобой не смеялась…
— Правда? — Он передвинулся к ней вместе со стулом и взял ее руку в свою. — А мне так хорошо было с тобой… И ловко же ты меня провела! Ох, как ловко!..
Роман не знал, что сделать, чтоб приглушить боль в душе.
— Все не так… не так… — качала головой Ира. — Ты сам знаешь, что не так!
— Так, так, Ирочка! Именно так! — убежденно проговорил Палубин. — Ну, ладно, ладно, об этом… — Он помолчал, не выпуская напряженной руки девушки, потом выговорил: — А кто… кто отец Сони?
— У нее нет отца…
— Это… я знаю… А кто все-таки у нее отец?
— У нее не было отца! — твердо повторила Ира.
Роман усмехнулся и положил левую руку на стул за спиной девушки, а потом опустил ладонь на ее плечо, чувствуя сильное волнение. Лица их теперь почти касались. Ира сидела, сгорбившись, и смотрела на стол. Виноватый вид ее сильнее раздражал Палубина.
— Ирочка, почему мне нельзя, а другим можно? — проговорил он тихо, вздрагивающим голосом.
— Что можно? — переспросила девушка, отстраняясь от него. В этих объятиях Романа она почувствовала гадкое.
— Ну… то, что другим можно… — почти насильно прижал он ее к себе.
— Кому? — выдохнула Ира. — И губы, и подбородок ее вдруг затряслись, но она сдержалась, не заплакала.