– К нам как попали?
– Сами на переселение напросились. А то нам с любимой никогда бы вместе не быть.
– Что умеете делать?
– Я учеником ювелира был, а Мария знатно гобелены вышивает.
– Ты как свое дело знаешь, хорошо, или так, шалай-валай, недоучка?
– До мастера не дотягиваю, конечно. Но это оттого, что опыта не хватает. А так-то, что мой учитель умел, то и я умею.
– Туда идите, – я махнул рукой себе за спину. – Там вас встретят.
Парень с девчонкой обошли стол, и вышли через черный ход. А Иван поднял на меня взгляд и спросил:
– К себе забираем?
– Да. Паренек вроде бы ничего, сообразительный и боевитый. Да и девка молодец, в глаза смотрела спокойно и без боязни. Опять же умельцы и добровольцы.
– Так их никуда не записывать?
– Не надо. Кто точно знает, сколько людей в обозе прибыло? Никто. Даже сам его начальник и командир конвоя, ибо учет не велся. По пути из каравана три десятка людей сбежало, и никто их не ловил. Так что, если мы к себе в Булавинск три-четыре десятка человек заберем и на одном из хуторов до поры до времени поселим, нас за руку хватать не станут.
Соратники согласились, что, пожалуй, я прав, и вызов людей продолжился. Поначалу это было интересно, а потом превратилось в поток. Тем более что добровольцы быстро закончились и сплошняком пошли принудительные переселенцы, многие из которых нас боялись и даже искренне ненавидели. Не важно! Это все временно, до тех пор, пока поляки не обвыкнутся. Главное, чтобы не бунтовали и работали, а те, кого мы видели, на мятежников никак не походили. Смирный народ подобрался.
Так прошел мой день на сортировке первой партии пленных, которых, как выяснилось, в общей численности оказалось одна тысяча четыреста семьдесят девять душ. Из них на переселение отобрано тысяча триста пятьдесят пять. На передачу Зерщикову сорок пять. Во вспомогательные войска пятьдесят девять. В шахты никого. И двадцать человек я взял под свою опеку. Все будут довольны, а я, может быть, даже больше всех, ибо получил хорошего шорника, трех конюхов, четверых кузнецов, ювелира и несколько ткачих.
– Вроде бы все, – вставая с места, сказал сменивший Ивана за писарским делом и разминающий кисти рук Смага Воейков.
– Похоже на то. – Посмотрев на дверь и, не увидев охранника, я повысил голос и спросил: – Охрана, там кто-то еще есть?
– Двое, – в барак заглянул казак.
– Ну и ведите их сюда. Чего тянете?
– Сейчас скрутим, и притянем.
– А ну-ка, братцы, – я встал и направился на выход, – пойдем, посмотрим, кого там крутить приходится.
Односумы последовали за мной. Мы вышли наружу, протолкались через сгрудившихся казаков охранной сотни и здесь застали драку, которая происходила на площадке между бараками. Бойцов было немного, стоящие спина к спине в центре свободного пространства два поляка и четыре казака, которые пытались свалить пленных на землю. Наши донцы действовали слаженно, наскакивали на своих противников дружно и с разных сторон. Но бывшие в меньшинстве пленники, один, по виду шляхтич, стройный и гибкий русоволосый мужчина в изорванном, некогда добротном кунтуше, и второй, широкоплечий блондинистый богатырь в полотняной рубахе под два метра ростом, пока держались.