– Сбросить ковровые сумки в овраг! – приказал я. И когда лошади освобождаются от лишнего груза, который свален в заросли густого бурьяна, шашка вылетает из ножен и новый приказ: – Вперед, молодцы! Выручим земляков! Держаться плотнее! Поначалу без шума, а как начнется бой, берем закубанцев на «Ура!».
Мой голос услышали все. Лошади срываются с места, несут нас с небольшой высотки на равнину и, прижавшись к гриве Будина, я первый врезаюсь в серую и мохнатую массу ногайцев. Мощной грудью мой жеребец отталкивает чужих лошадей и прорывается в середину вражеской сотни, прямо под хвостатый бунчук из рыжих конских хвостов. Под ним полноватый мужик лет сорока в полосатом халате. Он что-то кричит, указывая на городок, и я уверен, что это один из ногайских командиров. Для меня это удача, и без всяких раздумий, чуть приподнявшись на стременах, я опускаю клинок на его голову. Рука чувствует усилие, наверняка, с одного удара вражину срубил и, повернувшись в седле полубоком, острием шашки я достаю правое предплечье второго степняка, того, который был с сотником рядом и держал бунчук.
Хвостатое древко падает, и я кричу:
– Ура-а-а!
Ватажники уже слева и справа. Они подхватывают мой клич и все вместе, единой массой расшвыривая и круша ногаев, мы проламываемся к казакам Кумшацкого, которые, получив поддержку, заметно приободрились. А вот и сам знаменитый командарм, машет саблей, отбился от очередного степняка и окликает меня:
– Никифор, ты что ли!?
– Он самый, дядька Максим!
– Сколько с тобой казаков!?
– В атаку тридцать человек пошло. Сейчас не знаю.
– Пока вы свежие, к воротам пробейтесь, а то моим развернуться тяжело.
– Понял!
Взмахнув шашкой, отбиваю копье, которым меня пытался пырнуть какой-то вонючий степной вояка, и отдаю команду:
– Ватага! По левому краю от казаков Кумшацкого пробиваемся к воротам! Ломи степняков!
Повод влево! Кони поворачивают и, круша всех, кто попадает нам под руку, мы проламываемся к стенам городка и оказываемся у сломанных разбитых ворот. Сколько со мной людей считать некогда, но больше десятка. Мы мчимся вперед и снова оказываемся в сече. Городские караульщики порублены и посечены, их трупы валяются рядом с поваленными створками, но из поселения спешат вооруженные кто и чем жители, и пытаются сбить два десятка ногайцев. И снова мы вовремя. Шашка свистит и сверху вниз сечет одного степняка, а за ним следом другого.
Эта схватка продолжается недолго. Казаки из городка наседают. Недобитые закубанцы отступают и на моих глазах двое чубатых здоровяков в белых рубахах, в которых они спали, дубинами забивают не успевшего удрать в поле низкорослого ногайца. Ворота отбили, однако бой не окончен. Степняки все сильней наседают на конных казаков, которые жмутся ближе к стенам.