– Держаться!
Откуда-то доносится голос Кумшацкого и, схватив верную шашку, я выскакиваю на баррикаду, где уже появились спешенные кочевники.
Ширх-х! И клинок чертит косую линию на лице одного.
Отбиваю удар кривой сабли и достаю кисть другого противника. Снова начинаю проваливаться в кровавый омут рукопашного боя, впадаю в состояние какого-то яростного исступления и дурной радости. Все делается простым и понятным, в теле необычайная легкость, а шашка, словно тростинка, вжик-вжик, летает туда-сюда, и успевает везде.
– Назад! Отход!
Еще не понимая, кто со мной говорит и тянет за полу легкого кафтана, я спрыгиваю назад и, обернувшись, вижу перед собой окровавленного Сергея Рубцова, который тряпицей зажимает сильный порез на левой щеке.
– Какой отход!? Держаться!
Мой голос звучит бешено, заместитель немного подается назад и отвечает:
– Закубанцы под прикрытием лучников арканами кусок палисада зацепили и лошадьми его наземь повалили. Теперь они к атаманской избе пробиваются, а там женщины и дети. Командарм приказал стягиваться к майдану!
– Понял! Отходим!
Ватажники хватают оружие и огненный припас, и по небольшой улочке бегут в центр городка. Здесь на небольшом майдане уже кипит сеча, такое кровавое и ожесточенное месиво, какого лично мне видеть давно не доводилось. Казаки дерутся отчаянно и не отступают, и дело здесь совсем не в том, чтобы шкуру спасти и жизнь продлить, а в том, чтобы своих близких прикрыть. Однако узкоглазых налетчиков во много раз больше, и среди них особо выделяется огромный молодой детина за два метра ростом и широченными плечами. Одет он в роскошный бухарский халат на голое тело, и орудует большой саблей, которую мне пришлось бы держать двумя руками, наверное, перековка двуручного кончара. И зацепившись за него взглядом, я понимаю, что необходимо, хотя бы на краткий миг, сдержать наседающих ногайцев и дать казакам время на занятие оборонительных позиций в хатах вокруг майдана.
– А-а-а-а!
Вновь я вгоняю себя в состояние ярости и кидаюсь в самую гущу боя, туда, где закубанский богатырь валит казаков наземь как траву. Рывок вперед! Удары влево и вправо без всякого разбора. Глаза смотрят только на цель, а натренированное боевиками полковника Лоскута тело само знает, что и как ему делать. Только вперед и вперед! Не трусить, не оглядываться и не сомневаться!
Вокруг звон стали, крики боли и мешанина тел, которые сплелись в смертельной борьбе, но мне все равно. Есть один враг, которого я хочу достать, а все остальные это только досадные помехи. Удары шашки смертельны, и вскоре, прорубив проход, мне удается прорваться вплотную к ногайскому богатырю. Он, что характерно, замечает меня, останавливается, смотрит в мои глаза, вздымает свою огромную саблю над бритой головой и что-то говорит. Речь батыра мне непонятна, но я вижу, как послушные воле этого гиганта, по сравнению с ним, кажущиеся хлипкими недокормышами-рахитами ногайцы, откатываются за его спину.