Далее, куда ни взгляни, все кипит, звенит, гудит, воздух не то тяжелый, не то пахучий, лязг железа, голос уличной лоретки, «Париж вздымался к нам… совсем своим гамом и чадом»…
А вот другая музыка, другая картина.
«… отовсюду поднялся оглушительный гам, крики и визги, яростная ругань и хохот. Хохот пуще всего. Удары весел и топоров… пьяные песни и скрежещущая скороговорка…пред смертное хрипение и удалой посвист… Бей! Вешай! Топи! Режь! Любо! Любо! Так! Не жалей!», подряд восемь ударов-восклицаний. Так идет Степан Тимофеевич.
Внешняя звучащая музыка как необходимая черта проходит через большинство произведений Тургенева. Сцена игры на фортепиано, исполнение романса, песни, танцы — постоянные аксессуары. Само понятие «струна», пожалуй, одно из самых ходовых: «Струны сердца», «золотые струны», трепет, «как натянутая струна», «струны прошлого». Внутренняя, непосредственно не звучащая музыка воплощает в себе субъективное, поэтическое отношение художника к предмету. Она связана с красотой, гармонией чувств, высшими духовными запросами героя и, конечно, с бесконечной любовью к нему. Суть музыкального рисунка составляют вдохновение, страсть, порыв, воодушевление, желание сказать проникновенно и выразительно, максимально используя возможности родного языка.
Особое место принадлежит теме любви и, прежде всего, имеется в виду «тургеневская девушка», тот самый яркий художественный образ, который не имеет в литературе подобия.
Тонко и мягко передаются мелодия лица героини, особенности голоса, движение. Тихий взор, тихий голос, женская прелесть, а главное — чистота и горячее желание наперекор всему настоящей любви.
В каждом движении Лизы «высказывалась невольная, несколько неловкая грация». «Лиза побледнела, тело ее слегка затрепетало», «…она любила одного Бога восторженно, робко, нежно». Непосредственно музыки нет, но мы ее слышим. Тема потребовала особого письма. Мгновения любви постоянно связываются с пейзажем. Он или соответствует настроению героини или контрастирует, придавая переживаниям особую тональность. Поэтизация достигает такого уровня, что невозможно до конца исчерпать сущность образа, как в музыке. Не случайно тургеневские девушки неравнодушны к ней. Накануне признания Рудину в любви, Наталья, сидя, «полуодетая, перед своим маленьким фортепиано… то брала аккорды, едва слышимые, чтобы не разбудить m-lle Boncourt, то приникала лбом к холодным клавишам и долго оставалась неподвижной.
Она «погружалась вся в свою думу». Здесь >% можно специально выделить каждое слово, ибо значит больше, чем кажется на первый взгляд. Важен подтекст: «полуодетая», «приникла», «к холодным клавишам», «вся». В целом фрагмент — редкая по исполнению мелодия женственности.