«За свою фрау вам не надо дрожать!» — чуть не проговорился Вернер, а вслух заметил:
— Ваша фрау, как я понял, целиком погружена в заботы о доме, детях, муже.
— О, у тебя глаз настоящего семьянина! — похвалил Гофман и, слезая с лесенки, взял на нижних полках несколько стеклянных и жестяных банок.
Когда поднялись на второй этаж, офицеры уже были в сборе, они стояли выжидательно.
— Марта, — обратился Гофман к супруге, — да зови же всех в зал.
— Пожалуйста, я только ждала холодной закуски.
— Ах, да. Несу–несу, — ответил Гофман и, велев оберлейтенанту ставить бутылки на стол, удалился на кухню открыть банки.
К чисто немецким блюдам–шницелям, заячьему рагу и зеленым, сорванным с грядок пучкам салата, политого уксусом, — подавались незнакомые, чужие, но сильно возбуждающие аппетит закуски. Особенно много было консервов. Сваренная черепаха в банках, привезенная из Франции. Голландская спаржа, слегка подогретая. Консервированная пражская ветчина. Холодное украинское сало, порезанное тонкими ломтиками. Венгерский перец лечо…
От всех этих закусок и вин у Вернера разбежались глаза, и он не преминул заметить:
— Зачем вам, герр майор, ехать на фронт, когда и так всего вдоволь? К тому же дети, жена…
— У немецкого офицера должны быть мечты значительнее, — возразил Гофман.
— Мечты, говорят, лгут, — сказал Вернер.
— Мой Вульф — человек одержимый, — вступила в разговор Марта.
Рудольф Вернер взглянул на нее, но по выражению спокойного лица не понял: шутит она или всерьез без грусти провожает мужа на войну.
— Быть одержимым — дело одно, — проговорил оберлейтенант. — А в окопах не как дома — постреливают…
— Да… Я и сама это поняла… — Голос Марты дрогнул. — Каждый день в газетах только и видишь: одни некрологи да портреты в черных рамках.
«В казарме агитацию вели о гибели, и тут опять… заживо хоронят», — поморщился Гофман и поднялся. Разлил вино, обвел всех решительным взглядом и с тою же решимостью сказал:
Погибнуть на поле боя за Германию — великая честь! Но мы несем смерть своим врагам. Выпьем за нашу конечную победу, которую призвал нас добыть фюрер. Это, господа офицеры, не мечта, а сама действительность. За скорую победу!
От выпитых смешанных вин скоро захмелели. В зале стало душно, расстегивали на мундирах все пуговицы. Фрау Марта открыла стеклянную дверь, вышла на балкон, постояла там, подышав воздухом, и вернулась. Она посмотрела вдруг на Рудольфа Вернера, в мимолетном взгляде офицер уловил потаенную грусть, и ему будто послышалось: «Весна… Что же ты?..» Вернер вздрогнул и пугливо покосился на хозяина: нет, господин майор ничего не подозревает, подпер руками голову, совсем опьяневший. Вернер вдруг вспомнил, как он вместе с приятелем ворвался в одну избу под Смоленском. Они вытолкали на мороз босых стариков, а девушку — русскую девушку — повалили… Вот была потеха!..