Высадив попутчика, Тру поехал дальше, выбравшись наконец на асфальтовую дорогу. Вскоре он остановился пообедать – просто съехал на обочину в тень акации, чтобы поесть в кузове пикапа. Солнце стояло высоко, и вокруг было обманчиво тихо. Животных нигде не было видно.
Дальше дело пошло быстрее: деревеньки сменялись поселками, затем начались города, и уже к вечеру Тру въехал в Булавайо. О своем приезде он предупредил Ким письмом, но почта в Зимбабве не отличалась пунктуальностью: письма, как правило, доходили до адресата, но вот со сроками были большие проблемы.
Свернув на улицу, где жила бывшая жена, Тру остановил пикап рядом с машиной Ким, подошел к двери и постучал. Через несколько секунд Ким открыла – его явно ждали. Они обнялись, и Тру услышал из комнаты голос сына. Эндрю вихрем слетел по лестнице и прыгнул в объятия отца. Не за горами время, когда сын сочтет себя слишком взрослым для подобных проявлений любви, поэтому Тру покрепче обнял его, не зная, какая еще радость может с этим сравниться.
– А мама говорит, ты уезжаешь в Америку, – протянул Эндрю, когда вечером они вдвоем сидели на низкой стене, служившей забором между участком Ким и соседским.
– Уезжаю, но ненадолго. На той неделе уже вернусь.
– Вот бы тебе не надо было ехать!
Тру обнял сына за плечи.
– Я тоже буду по тебе скучать.
– Тогда зачем ты уезжаешь?
Хороший вопрос. Почему спустя столько времени ему пришло письмо с приложенными билетами на самолет?
– Мне нужно повидать отца, – помолчав, ответил Тру.
Эндрю прищурился. Его светлые волосы сияли в лунном свете.
– Папу Родни?
– Нет, – ответил Тру, – моего биологического отца. Я никогда с ним не встречался.
– А тебе хочется?
Да, подумал Тру и тут же понял, что не очень.
– Не знаю, – признался он.
– А зачем ты едешь?
– Потому что он написал мне, что умирает.
Попрощавшись с Эндрю, Тру отправился к себе домой. Войдя, он первым делом распахнул окна, впуская свежий ночной воздух, вынул из чехла гитару и примерно с час пел, аккомпанируя себе, прежде чем лечь спать.
На следующее утро Тру выехал рано. Столица не заповедник, здесь за дорогами следили, и все равно он добирался большую часть дня и уже в сумерках увидел огни усадьбы своего отчима Родни, отстроенной после пожара. Рядом находились еще три дома – по одному для каждого из сводных братьев Тру, и солидный особняк, который раньше занимал Полковник. Строго говоря, Тру принадлежал как раз особняк, но он направился к лачуге у самого забора – когда-то здесь жил повар с женой. Тру собственноручно отремонтировал этот домишко еще подростком. Пока Полковник был жив, лачугу поддерживали в порядке, но теперь повсюду лежал слой пыли, и Тру пришлось стряхивать с постели пауков и жуков, прежде чем лечь. Но ему было почти все равно, ведь где только не доводилось ночевать…