Ручеек холодного ужаса стекает по моей спине. А что, если Скотт прав? Что, если мой разум и впрямь играет со мной злые шутки и я все-таки совершила эту ужасную вещь? Я ведь уже противоречу тому, что записано в официальных документах. Я солгала Карли. Может быть, я искажаю факты, чтобы подогнать их под свою теорию? Может быть, мне действительно обратиться к профессионалам, пусть наведут у меня в голове порядок? Хотя, с другой стороны, это ведь обычная тактика Скотта. Это он никогда не принимает во внимание мои чувства, вечно сомневается в моей способности контролировать себя. Нет, нельзя ему поддаваться, нельзя позволить ему зародить у меня сомнения в собственной нормальности. Я не делала того, о чем он говорит, и я никогда так не поступила бы.
– Послушай меня, Скотт, – говорю. – Я не похищала того ребенка. Заруби себе это на своем толстом носу.
Его лицо заливается краской. Он не привык, чтобы я спорила с ним. Раньше я вряд ли хоть раз даже голос на него повысила.
– Пари держу, что это все твои штучки! – поворачиваюсь к Элли. – Как же, отличная идея: сбыть первую жену в психушку, чтобы она не доставала своими притязаниями…
– Вообще-то мы оба считаем, что так было бы лучше, – говорит она. – Мы действительно думаем, что тебе нужна профессиональная помощь. Послушай, Тесса, ответь мне только на один вопрос – если это не ты похитила Гарри, то как он оказался на твоей кухне? Вряд ли его привел сюда отец. А ты хочешь, чтобы мы поверили, будто некто неизвестный привез маленького ребенка из Дорсета в Лондон, и именно в твой дом… Зачем это кому-то понадобилось?
– Господи, да не знаю я, Элли! – восклицаю я, не удержавшись от соблазна передразнить ее пискливую манеру. – Спасибо, что задала мне этот вопрос. А то я как-то раньше над ним не задумывалась.
– И вовсе не обязательно передразнивать. – Лицо Тредуорт обиженно кривится. – Я ведь только помочь хочу. А ты ведешь себя… слишком эмоционально.
– Ну извини, Элли. Только должна тебя предупредить: к сожалению, потеря детей часто приводит к такому нежелательному побочному эффекту.
К ее чести надо сказать, что она краснеет и отводит глаза.
– Нам лучше уйти, Скотт. Все равно мы ничего здесь не добьемся. – Элли встает на ноги.
Множество ядовитых комментариев так и просятся у меня с языка, но я решаю, что не стоит тратить на нее силы.
– Верно, – говорю. – Вам лучше уйти.
Элли качает головой так, словно перед ней безнадежный пациент, и во мне снова вскипает злоба. Это она отравила мозг Скотта. Не я должна убеждать его в том, что что-то не так, он сам должен захотеть это услышать. Он должен испытывать ту же ярость, что и я, то же желание открыть правду.