– Ясень! Уймись! Дай им побыть вдвоём!
– А я что? Я ничего! – и он снова припустил за влюблёнными.
Ирина Осоргина, давясь смехом, устремилась за ним:
– Павлунь, не волнуйся! Я за ним пригляжу. Сегодня, во всяком случае. А в Геленджике уж вы его нейтрализуйте. А то он со своим напором всё испортит.
– Мы постараемся, – неуверенно протянул Павел, а Злата покачала головой.
Геленджик. Лето 2000 года
В Геленджике они пробыли две недели. Вера и Олег не разлучались ни на минуту и, счастливые, бродили по набережной. Ясень смотрел им вслед и вспоминал, как они с Лёлькой тоже отдыхали здесь вместе со всей их большой компанией.
Сейчас они остановились в замечательном, только что построенном пансионате с окнами на море, – могли себе позволить. А тогда, тринадцать лет назад, жили в крохотных комнатёнках у какой-то полоумной старушки. Дворик был тесный, неуютный. И, чтобы не мешать хозяйке, они с утра до ночи торчали то на пляже, то в горах, то гуляли по городу и окрестностям. Лёлька тогда впервые была на море, и ему казалось, что он открывает ей прекрасный и неизведанный мир. Она глядела на всё своими огромными голубыми глазами с таким восторгом, таким упоением, а он мог смотреть только на неё.
С погодой им тогда повезло не очень. Но даже в пасмурные дни Лёлька тащила его на пляж, и они сидели, обнявшись, на серых деревянных лежаках и смотрели на море или читали. Он перочинным ножом резал ей истекающие соком груши и клал прямо в рот, потому что передавать их из рук в руки было невозможно: они буквально таяли. Лёлька осторожно брала губами сочные кусочки и смеялась так, что у него сердце замирало от нежности и любви. И в эти мгновенья девятнадцатилетний раздолбай Серёга Ясенев почему-то думал о том, что хочет на старости лет вот так же привезти свою Лёльку на море и сидеть с ней, глядя на неспокойное серое море, резать ей груши и болтать обо всём на свете. А дома пусть их будут ждать дети и внуки, которым они отдадут на время поездки двух своих псов и кота. И, оставив их всех в далёкой Москве, они вдвоём с Лёлькой устроят себе новый медовый месяц. Очередной.
И вот теперь одинокий тридцатидвухлетний Сергей Ясенев сидел на том самом пляже, где они когда-то так много времени проводили вместе с его единственной, как выяснилось, любовью, и слушал, как поет Михаил Шуфутинский, которого он вообще-то не любил, песню эту слышал впервые, но почему-то вдруг стал прислушиваться к мелодии и словам. Над бухтой плыл глубокий бархатный голос:
Пусть тебе приснится Пальма-де-Майорка,
В Каннах или в Ницце ласковый прибой…