– И что? И как?
– Да лекарства эти по часам пить надо, обязательно. Вечером второй приём. Мама побежала в аптеку, там нет, сказали, что только в Москве купить можно. Вот она и просила привезти по возможности.
– Ну, так давай, поезжай искать.
– Ты не против?
– Против, конечно, а что, незаметно?
– Лунь, ты, ясен пень, самый лучший начальник изо всех начальников! – Сергей подошёл к другу и звонко чмокнул того в бритую щёку.
– Конечно, – кивнул Павел, демонстративно достав кипенно-белый носовой платок и тщательно вытирая щёку, – особенно если учесть, что тебе-то я всего-навсего компаньон, а уж никак не начальник. И хватит целоваться, несдержанный мой! Что о нас подумают?
– Фу-ты ну-ты! Что ты вытираешь? Ну, что ты там вытираешь? Я тебя что, обслюнявил, что ли? Я ж не собачка породы боксёр! Что подумают, что подумают?! Правду подумают! Что я тебя люблю!
– Ой, Ясень, слава богу, мы с тобой не в звёздной тусовке вращаемся, а то не избежать бы нам ненужной славы.
– Да ради бога! Мне от этого ни горячо ни холодно. Это ты у нас человек женатый и должен заботиться о спокойствии Златика… А я… А, впрочем, что я? Какое у нас сегодня число? Двадцать первое?
– Двадцать первое, – кивнул заинтригованный Павел.
– Ну, до четырнадцатого октября я ещё подожду, раз обещал, а там… – он многозначительно замолчал.
– Что там?
– А вот не скажу! Ты от меня Златку скрывал? Скрывал! И я тебя, гада ползучего, помучаю! О, почти стих вышел!
– Ну-ка, колись! – Павел, угрожающе растопырив пальцы на обеих руках и шустро шевеля ими, поднялся из кресла и пошёл на друга.
– Люди добрые! – заголосил Ясень, не очень, впрочем, громко. – Спасите! Помогите! Хулиганы щекоткой угрожают.
– Не блажи! Я тебя не больно защекочу. Но если опасаешься, то лучше всё-таки признаться. Сдавайся!
Ясень вскочил, обежал вокруг кресла и прикрылся его высокой спинкой, как щитом, пискнув:
– Русские не сдаются!
– Сдавайся! Ты не русский! У тебя дед – белорус…
– А белорусы – тем более!
– У тебя бабушка – украинка!
– Украинцы тоже стойкий народ!
– Короче, – фыркнул Павел, не выдержав, и опустил руки с уставшими от постоянного угрожающего шевеления пальцами, – сдаваться ты не намерен? И будешь молчать?
– Да ладно, – насмешливо протянул Ясень, выбираясь из-за стула, – так и быть, расскажу. А то помрёшь ещё от любопытства.
– Давай, выкладывай.
– Короче, я решил, что если до четырнадцатого октября Лёлька не соизволит появиться в моей жизни, то я буду помогать Господу Богу, как ты и советовал, и сам её найду.
– Да ты что? – изумился Павел. – Решился? Ну, молодец! Давно пора. А то вон одичал совсем, на меня с поцелуями кидаешься. И как будет хорошо… – мечтательно протянул он. – Станешь себя плохо вести, а я Лёльке буду звонить, жаловаться. Пусть меры принимает!