«Если учесть данные статистики, можно только удивляться тому, что этого не случилось раньше», — сказал Пьер Данель, директор колледжа, к которому Фицдуэйн мгновенно проникся легкой неприязнью. «Наши студенты всегда чувствовали себя здесь прекрасно», — сказал заместитель директора, старающийся во всем уподобляться Данелю.
Судебное заседание заняло меньше часа. Сержант Томми Кин подвез Фицдуэйна к гранитному дому, которому было не меньше двухсот лет, — теперь здесь размещались органы правосудия. В багажнике машины сержанта лежали рыболовные снасти, детская кукла — и кусок тонкой голубой веревки с петлей, испещренной коричневатыми пятнами. Это сочетание будничного и рокового показалось Фицдуэйну довольно необычным.
Во время заседания Фицдуэйна не покидало ощущение, будто все присутствующие думают только об одном: как можно скорее разделаться со всем этим и уйти восвояси.
Фицдуэйн дал свои показания. Патологоанатом — свои. Затем их место занял Томми Кин. Затем были вызваны директор колледжа и несколько студентов. Одна из них, миловидная пухлощекая блондинка в ореоле золотых кудряшек, — ее звали Тони Хоффман — была с Руда особенно близка. Она расплакалась. По мнению Фицдуэйна, никто не выдвинул сколько-нибудь вероятной причины, по которой Руда мог решить расстаться с жизнью; перекрестный допрос был сведен к минимуму. Судейские чиновники словно старались опередить бег часов.
Коронер подтвердил, что личность повешенного была установлена верно, и он действительно является Руда фон Граффенлаубом. Он умер в результате повешения на дереве. Известно, что он был склонен к задумчивости и перемене настроений, а также озабочен «мировыми проблемами». Его родителям, не присутствовавшим на заседании, решено было передать соболезнования суда. Никто ни разу не употребил слова «самоубийство» — Фицдуэйн подумал, что это, должно быть, вызвано юридическими причинами.
На обратной дороге, в автомобиле, Томми Кин заговорил с ним.
— Ты, наверно, ожидал большего, ведь правда, Хьюго?
— Пожалуй, — сказал Фицдуэйн. — Все было так скоропалительно.
— Так оно обычно и бывает, — сказал Кин. — Всем от этого только легче. Немножко белой лжи вроде той, что парень умер мгновенно, никому не повредит.
— А на самом деле нет?
— Конечно, нет, — ответил сержант. — Об этом, понятно, не говорили на открытом заседании, но на самом деле он удавился. Доктор Бакли сказал, что это должно было занять от четырех до пяти минут, а может, и больше — намного больше.
Дальше они ехали молча. Фицдуэйн подумал, лежит ли еще в багажнике та голубая веревка.