Фицдуэйн посмотрел на экран, на обезображенное лицо повешенного. У него возникло побуждение стереть кровь и слюну, которые так искажали черты юноши. Он заговорил, стараясь, чтобы его голос звучал отстраненно.
— Он наверняка был мертв. Когда я нашел его, я проверил пульс. Пульса не было. И потом, достаточно взглянуть на него.
Врач прочистил горло.
— Должен вам заметить, мистер Фицдуэйн, — сказал он, — что, видя положение тела, я сомневаюсь в безупречности ваших выводов. Само по себе отсутствие пульса ни в коей мере не доказывает факта смерти, особенно если принять во внимание то, что неспециалист едва ли способен произвести достаточно тщательную его проверку.
— Вы хотите сказать, что когда я нашел его, он мог быть еще жив — несмотря на кажущееся отсутствие пульса и такой вид?
— Да, — будничным голосом сказал Бакли, — это возможно. Наши расчеты, опирающиеся на то, когда его в последний раз видели в колледже, на то, когда кончился дождь, и так далее, плюс, разумеется, ваши собственные показания, позволили заключить, что повешение произошло за полчаса-час до того, как вы нашли тело. Юноша мог быть еще жив — подобное случается, например, с утопленниками, некоторое время полностью находящимися под водой. Потом их иногда возвращают к жизни с помощью искусственного дыхания рот-в-рот.
Пока Бакли говорил, Фицдуэйн пытался представить себе, как он делает этому страшному существу на экране искусственное дыхание. Он почти чувствовал своими губами его искривленные губы, покрытые кровью, слюной и слизью. Неужели его отвращение убило мальчика? Так ли уж невозможно было спустить тело вниз?
— А вообще-то, — сказал Бакли, — хотя это не научное заключение, а просто мой вывод, основанный на здравом смысле, ко времени обнаружения он был почти наверняка мертв. Кроме того, я не вижу, как вы могли спустить его вниз самостоятельно, не имея ни ножа, ни другого подобного инструмента — ведь так, по-моему, записано в ваших показаниях? Вдобавок, при падении на землю тело могло получить дополнительные повреждения. И наконец, если в нем еще и теплилась жизнь, то мозг, без сомнения, пострадал непоправимо. Вы спасли бы растение. Так что не стоит мучиться чувством вины. В данном случае оно и бессмысленно, и неоправданно.
Фицдуэйн слабо улыбнулся врачу.
— Нет, я не умею читать мысли, — сказал патологоанатом, — просто я уже много раз имел дело с такими вещами. Если бы самоубийцы представляли себе, какие травмы они наносят тем, кто их обнаруживает, они дважды подумали бы, прежде чем расстаться с жизнью.