Ольтер бросил на нее короткий внимательный взгляд.
— Это формирует на девушке особый, невидимый простому глазу знак. Он так и называется — «метка внимания», — продолжала она.
— Хорошо, но при чем здесь мое желание? — хрипло спросила я, чувствуя подвох.
Тилья улыбнулась.
— Метка не сможет «прицепиться», если девушка отвергает такой интерес. Поэтому в общем контексте метка означает что-то вроде: «мне нравится, что ты рядом». И остальные оборотни ее тоже чувствуют. По особому запаху.
— Как сложно, — протянула я, теперь краснея еще сильнее, чем Тилья. Выходит, Ранфер знал, что на его дурацкие, неприличные и ничем не обоснованные приставания я реагирую излишне… эмоционально. Знал с самого начала!
«Нравится, как же. Не нравится он мне!» — мелькнуло в голове.
А еще я внезапно поняла кое-что другое:
— Так это из-за метки внимания ко мне теперь пристает каждый встречный-поперечный оборотень?! — взвизгнула я.
На этот раз кивнул Ольтер. Он ухмыльнулся и проговорил:
— Они думают, что ты доступна. Что ухаживания оборотней тебе нравятся. Где один, там и другой. Метка внимания не имеет принадлежности. Невозможно определить, кто изначально был ее инициатором. А значит, дорога открыта каждому.
— Я его убью! — выдавила я через силу, сжав кулаки.
— Это уже не мое дело, — махнул рукой Ольтер.
— Стой, — мгновенно успокоилась я, и даже Тилья замерла от моего серьезного тона. — Я слышала, твой отец — начальник охраны города, — резко перешла к делу я.
— Ну, можно и так сказать, — еще более хмуро кивнул парень.
— Что с убийством девушки этой ночью? Как это произошло? — выдохнула я. — Ты должен нам все рассказать.
Наследник Виксов сдвинул светлые брови и сделал несколько быстрых шагов к нам. Лицо снова стало жестким, как камень.
— Вы не должны совать свой нос в чужое дело. Я ясно говорю?
Я прищурилась, пытаясь понять, что на душе у этого парня. Вгляделась в его светлые глаза и… не смогла поверить, что он может быть плохим человеком. Ольтер нравился мне. По-человечески. Возможно, строгое воспитание сыграло свою роль в становлении его характера. Возможно, повлияла среда, в которой он рос. Все это могло сделать его черствым, сухим и жестким, как наждачная бумага. Но я верила, что внутри, под плотной кожей, покрытой стальными шипами, у него прячется мягкое и спокойное сердце.
Оставалось надеяться, что я не ошибаюсь.
— Если мы начнем передавать пустые слухи, это вызовет панику, — осторожно начала я, видя в глазах парня отклик. — Но, если ты нам все расскажешь, мы сможем держать язык за зубами.
Ольтер глубоко вздохнул, не сводя с меня глаз.