Хозяин подмигнул мне, аккуратно поглаживая шкуру.
А мне резко стало дурно. С каждой секундой я все ярче представляла, как это произошло. И видела перед собой не волчью шкуру, а человеческую кожу, распластанную и натянутую на доску.
Перед глазами потемнело. Жар под кожей, как назло, становился все сильнее. И то, что я видела, лишь усугубляло ситуацию.
Меня слегка повело, и Ранфер подхватил меня, подставив руку. Его лицо было каменно-холодным.
— Не стоит так переживать, — тихо сказал он. А затем повернулся к хозяину лавки и зло проговорил:
— Меня зовут Ранфер Крас. Вы пытаетесь продать шкуру оборотня альфе оборотней.
На секунду вокруг повисла тишина. Оказалось, что за этой сценой уже несколько минут следили все, кто находился рядом. Продавцы соседних лавок и случайные прохожие, что затесались в этот ряд в такую рань.
А хозяин вдруг ответил, ехидно скалясь, то, что мы совсем не ожидали услышать:
— О, мне это прекрасно известно, лэр Крас. — И его улыбка стала еще шире. Он даже выпятил вперед грудь, прищурив глаза. Будто говоря этим: «Ну, что ты сделаешь мне, волк?»
А он ничего и не мог сделать. Ничего не мог сделать посреди оживленного города утром на рынке человеку, которого защищает закон. Людям разрешено убивать оборотней в их животном воплощении. И на этом конец.
— Кто убил его? — холодно спросил Ранфер, и лицо его оставалось неподвижным. Не дрогнула ни одна мышца.
— О, я не могу вам сказать, любезный, — широко улыбнулся продавец. — Да это и невозможно, я выменял эту шкуру на крупную сумму у охотника, который не пожелал назвать своего имени. Ну, вы же понимаете, по какой причине. Нам бы не хотелось раздувать вражду, любезнейший.
Он так сладко улыбался, что даже мне захотелось его ударить. Сильно.
— Пойдем, — резко бросил Ранфер, развернув меня за локоть.
Люди, что стояли вокруг, шарахнулись от нас как от толпы голодных аллигаторов. Даже я чувствовала волны ярости, растекающиеся от Ранфера во все стороны. Настолько сильной, ощутимой ярости, что она била по коже, проникала сквозь поры, заставляла в спазме задерживать дыхание.
Его ненависть была почти материальной.
Через некоторое время мы вышли за территорию рынка, и дышать стало немного легче. Оборотень отпустил меня, и я больше не чувствовала его гнева.
Но мне его не хватало. Даже в черном облаке этих эмоций я чувствовала себя живой. Я чувствовала, что получеловек рядом со мной — настоящий.
И ему больно.
— Это ужасный закон, — проговорила я, когда мы начали спускаться по небольшому пригорку вниз. Неподалеку впереди виднелась гладь озера. Она серебрилась на солнце, отражая фиолетово-синее небо в своих водах.