Она проплакала всю дорогу из аэропорта домой.
— Ханна, ты отдала ее Господу еще до того, как она родилась, — напомнил ей муж. — Не кажется ли тебе, что ты можешь доверить ее Богу сейчас, когда Дина стала взрослой девушкой?!
— Я так беспокоилась о тебе, сладкая моя! — Отодвинув Дину от себя, мать вгляделась в ее лицо. — Ты вернулась на неделю раньше, чем мы тебя ждали, — и на машине. Мы собирались послать тебе денег, чтобы ты могла прилететь самолетом.
— Может, сядем, мама?
И опять нахлынуло это чувство, Ханна не могла от него избавиться. Ее наполнял необъяснимый ужас.
— Ты ела, дочка? Пойдем на кухню, я что-нибудь тебе приготовлю!
— Да я не очень голодна.
— Тогда стакан молока. Я вчера испекла печенье!
«Толлхаус» — Динино любимое. Сам процесс приготовления был для Ханны своего рода терапией. Найти какое-нибудь занятие, чтобы убить время в ожидании того момента, когда дочь вернется домой. И вот теперь Дина дома, а беспокойство не проходит — напротив, возрастает.
Дина вяло улыбнулась.
— О’кей, — сказала она. Согласилась не потому, что голодна, а чтобы успокоить мать, — почувствовала Ханна.
Она достала печенье из керамической посудины и разложила его на красивой фарфоровой тарелке. Налила в высокий стакан молока и поставила все на столик в нише у окна, выходящего на улицу.
— Как хорошо, что ты снова дома, — сказала Ханна, возвращаясь к шкафу за банкой ароматизированного кофе. Она наполнила кофейную чашку водой, поставила ее в микроволновку, набрала цифры и запустила печь. Оглянувшись, увидела, что Дина играет с печеньем.
— Мы считали дни до твоего приезда.
Ханна заметила темные круги под голубыми глазами, бледную кожу. Волосы свалялись, как будто дочь давно не мыла голову. Лицо осунулось, у губ залегли складки…
«Боже, что случилось с моей малышкой?!»
— Папа в Лос-Анджелесе, приедет только завтра вечером, — продолжала Ханна, насыпая растворимый кофе в чашку с горячей водой. — Теперь он ездит туда раз в месяц.
Она взяла чашку с кофе и села за стол рядом с дочерью. Пока Ханна смотрела, как Дина ест печенье, она заметила еще кое-что. Сердце замерло, она обхватила руками чашку, пытаясь успокоиться. У Дины слегка подрагивала нижняя губа; Ханна боролась со слезами сочувствия.
— Можешь рассказать мне, дочка… Можешь рассказать мне все!
— Мне так тяжело…
Да, жизнь тяжела… Она плющит. Разбивает сердце. Ханна видела, как больно ее дочери, в уме уже представал сценарий ужасных происшествий.
«Иисус, мне казалось, что все идет так гладко. Я думала, что ее жизнь складывается, как чудесная мозаика — все во славу Твою…»