аспектах дела, но там, где вопрос касается
качественной стороны мышления, — приоритет по-прежнему остаётся за живым мозгом: гибкость и вариативность его функционирования, многообразие и подвижность его внутренних связей обеспечивают многока-нальность обработки информации, возможность продуктивных «случайностей», неожиданных пересечений, что проявляется в непредсказуемости творчества, в совершаемых открытиях. Живой мозг, в отличие от машины, может действовать не только алгоритмически, но и эвристически, и эта эвристичность его поведения обнаруживает основополагающее отличие творческого поведения, имеющего, в том числе, и свои
биологические предпосылки
>134>>135, — от аналогового.
Именно внесение определенности в содержание тех понятий, которыми он пользуется для описания объектов и процессов моделирования, позволит ему увидеть, насколько, например, оправдан перенос понятий и представлений когнитивной психологии на область бихе-виористики, концепциями которой он по сути руководствуется при описании искусственного интеллекта, разумного поведения и т.п.
Конечно, при сравнении организации работы человеческого мозга и компьютера возникают определенные аналогии, однако говорить о сходстве здесь было бы некорректно. Подобное «сходство» возникает здесь не путем естественного, независимого генезиса, т.е. не является результатом, так сказать, гомотетической онтологии, но выступает как порождающее отражение, будучи результатом «искусственной» (направленной) человеческой деятельности. Ведь это человек создает искусственный интеллект по образу и подобию своего собственного, и мистифицирующие переносы смысла здесь неоправданны. ЭВМ «играет» роль, написанную для нее человеком с себя, ибо других образцов у него фактически нет. При этом к действующему лицу, как известно, подходят с требованиями экзистенциального плана (смысла, нравственности, последовательности и т.п.), от актера же, исполнителя его роли, требуют лишь соответствующей актерской техники, достоверности исполнения и т.п. ЭВМ «играет» человеческую личность, как более или менее искусный актер образ своего героя. Рассуждать о машинном разуме в терминах когнитивной психологии представляется некорректным, ибо у компьютера всё-таки нет ни психики как таковой, ни самостоятельной познавательной деятельности.
При этом человек к тому же спешит с созданием модели того, в чем он сам до конца не разобрался. Это не значит, что человек должен запретить себе поиск — даже сомнительный, и эксперимент — даже рискованный, но ему не следует допускать ментальную и методологическую неряшливость, торопясь выдать желаемое за действительное. Человек до сих пор до конца не знает и «собственный материал»: так, известно, что человек использует свой чрезвычайно сложно устроенный мозг едва лишь на 15%, не зная, что делают и для чего нужны остальные 85%, как они влияют на деятельность этих 15% — или же, может быть, используются как-то иначе; человек не знает возможностей и принципов действия собственной психики, которая во многом остаётся для него самого «черным ящиком», относительно происходящего в котором существуют весьма различные версии. Когда человек поспешно моделирует деятельность этого своего «черного ящика», то это в определенном смысле напоминает ситуацию из детской сказки про волшебника Хоттабыча, который по образцу телефонного аппарата делает его подобие из