— Какая буза? — недовольно спросил Лось, расчесывая волосы.
— Утром в столовой разговорчики пошли: Лось, дескать, привык на морозе жить, ему что? Петька-секретарь с начфином по-своему решают угольную проблему.
— Права нет у них решать! — резко сказал Лось.
— Боятся, что ты можешь отдать весь остаток угля в школу.
Лось, улыбнувшись, проговорил:
— А вот тут они правильно думают. Ты, Скориков, не беспокойся. Что, что, а школа будет обеспечена углем. Это я тебе гарантирую.
— Я тоже хотел им вправить мозги, но куда там! Подняли такой галдеж, хоть святых выноси. Даже Ниловна, кухарка, и та начала их урезонивать.
Ниловна, пожилая женщина, работала на «Совете» судомойкой, но по просьбе Лося капитан списал ее на берег. Здесь в столовой ревкома она стала шеф-поваром и отлично готовила блюда из оленины и дичи. Эта расторопная женщина успевала делать все: и готовить, и накрывать стол, и подавать.
Когда ревкомовцы пришли обедать и сели за стол, Лось сказал:
— Ниловна, ты подожди подавать. Присядь пока, — и, обращаясь ко всем, продолжал: — Плохо, товарищи, мы начинаем жить.
— Аль не нравится, как я готовлю? — тревожно спросила Ниловна.
— Нет, очень хорошо, Ниловна. О другом хочу я сказать. Среди нас оказались нытики. Мне стало известно, что отдельные члены нашего коллектива начинают бузить. Они, заботясь больше о собственной шкуре, недовольны, что я отдал уголь. Будем говорить прямо: эту склоку затевает начфин Прыгунов, — и Лось пальцем показал на него. — Такое поведение недостойно советского человека. Стыдно, товарищ Прыгунов! Даже старик Ильич — и тот сказал мне: «Ты хорошо поступил, Лось. Как настоящий охотник поделился углем», — и, побагровев, Лось крикнул: — А ты что за разговоры затеял?! Боишься замерзнуть? Рыбья кровь у тебя? — И, передохнув, спокойно добавил: — Не бойся, не замерзнешь. Кончится уголь — замок на ревком и все по ярангам. От этого будет только польза и народу, и всем вам. Вот все, и чтобы никогда больше не возникал этот вопрос. У нас есть более важные дела. Ниловна, давайте обедать.
В столовой стояла тишина, лишь слышались шаги удаляющейся в кухню Ниловны. Кто-то попросил слова.
— Никаких слов, никаких обсуждений. Все ясно и все кончено, — твердо сказал Лось. — Меня больше беспокоит судьба милиционера и учителя Дворкина, чем вся эта пустая, никому не нужная болтовня. До сих пор мы не имеем о них никаких сведений. И я решил выехать в северную часть побережья. Нет слухов и о геологе. Я уеду, может быть, сегодня. А вы больше общайтесь с народом. Это поможет вам быстрее освоить язык и понять душу народа. А душа у него хорошая… Вернусь через полтора-два месяца, всех раскомандирую по стойбищам. К весне проведем первую конференцию. Поставим два вопроса. Первый вопрос: национальная политика советской власти и работа родовых советов. Второй вопрос: морской зверобойный промысел. И сами подумайте над этими вопросами. Если я задержусь, тебе, Осипов, придется съездить в стойбище Лорен. Надо поглядеть, как там торгует Жохов. Всеми мерами укреплять положение Ярака как заведующего пушным складом! В своих письмах Жохов подбивает под него клин: свалить хочет. Жохов — чиновник, деляга. Дальше своего носа ни черта не видит. Красному Кресту, школе понадобится помощь — окажи. Поинтересуйся, работает ли Мэри медицинской сестрой. И — что особенно важно — обязательно добейся, чтобы Мэри рожала в Красном Кресте, а не у шамана. Понял? Поговори с врачами и с Яраком. Это тебе боевое задание.