— Подозрительно что-то, Никита Сергеевич, что вы так хлопочете о ней, — с улыбочкой сказал секретарь ревкома.
— Что?! — вспылив, крикнул Лось, но тут же спокойно сказал: — Секретарю ревкома полагается быть немного умней. Направление твоих мыслишек — это начало сплетен… Так вот, Осипов, это — очень важное дело. Вырвать роженицу у шамана нелегко. Врач пишет: не идут в больницу. Мэри должна положить начало этому. Так и скажи ей: Лось велел.
Ниловна принесла кастрюлю и проворно стала разливать суп.
— Я не хочу супа, Ниловна, дай мне сразу второе, — сказал Лось.
— Да что вы, Никита Сергеевич! Попробуйте. Вы такого супа во владивостокском ресторане не ели. Знаете, какой жирный олень попался?
— Разве попробовать? — улыбнувшись, спросил Лось.
— Обязательно, обязательно. А то я и от работы откажусь.
— Ну, тогда придется, раз такие крутые меры, — и Лось заставил себя есть суп.
После обеда он пошел в старый ревком, где разместилась радиостанция. Он шел по скрипучему снегу, мороз приятно пощипывал лицо. Лось дышал полной грудью.
Он вбежал на крыльцо, с шумом вошел на радиостанцию и весело, ласково спросил:
— Ну, как, Илюша, дела?
Молодцов снял наушники и с сияющим лицом ответил:
— Только что Петропавловск принял наши телеграммы в губревком. Теперь выясняю позывные Колымы на всякий случай.
— Хорошо, Илюша. Я тебя премирую медвежьей шкурой. Хочешь?
— За что, Никита Сергеевич? — смущенно спросил Молодцов. — Я еще ничего не сделал.
— Потом сделаешь, Илюша.
— Да, конечно, я буду стараться. Только зачем мне медвежья шкура? Пожалуй, государству она больше нужна.
— Правильно, Илюша. Но премировать тебя мне хочется.
Молодцов растаял в улыбке.
— Знаешь, чем я тебя премирую?.. Десятью тоннами угля.
— Вот это хорошо! А то я слышал: там у вас распределили уголь и по плану выделили мне тонну с четвертью. А ведь аппаратура у меня здесь. Надо ее содержать в нормальных условиях.
— Десять тонн получишь.
— Вот за это спасибо, Никита Сергеевич!
— Губревком запроси от моего имени: не знают ли там адрес Жукова, где он теперь?
К вечеру Лось один, без каюра, выехал в северную часть побережья.
Как только пароход «Совет» ушел из Энмакая, Дворкин основательно принялся изучать словарный материал по тетрадям Лося. Произнося вслух чукотские слова в пустынном здании школы, он переписывал их в свою тетрадь и затем шел в яранги, чтобы проверить и записать какое-нибудь новое слово.
Но, придя как-то в ярангу, он не мог добиться от людей ни одного слова. Никто, даже дети, не захотели разговаривать с ним. Учитель вначале не догадывался, что шаман Корауге запугал народ и запретил разговаривать с русским, поселившимся в их стойбище и живущим в деревянной яранге, от которой может случиться большое несчастье: вымрут все дети. Учитель спрашивал о Ваамчо, о Тыгрене, о которых ему рассказывал Андрей Жуков. Но и о них он не мог ничего узнать.