— Ну, не всё так безнадёжно, — засмеялся Вернер. — Если у полиции и жандармерии нет времени заниматься нашими клиентами, то им, соответственно, и на нас самих так же начхать. И я их за это не осуждаю.
— Знаешь, у меня тоже камень в них кинуть рука как-то не поднимается, — вздохнул с облегчением Стас.
Бывал он в такой ситуации. В «лихие девяностые» молодые задорные реформаторы, под отеческим присмотром Горбатого решили, чтобы два раза не ходить, рыночную экономику и правовое государство строить одновременно. Ну, это примерно, как в одном загоне в одно время стричь овец и переучивать волков на вегетарианцев. Ежу понятно, как зашибись было волкам. Про овец и говорить нечего — кто уцелел, на всю жизнь запомнил.
А менты, как беспризорные пастухи, мотылялись между теми и этими. А поскольку, ввиду рождающегося в муках правового общества, волков закон защищал так же, как и овец, можно было только погрозить пальцем волку, грызущему барана. У баранов, правда, тоже было право охотиться на волков, но как-то не задалось. Так, что, удивить Стаса причудами законодательства было непросто. Плавали — знаем.
Он и сам потом не мог вспомнить — что его насторожило. Какой-то внутренний напряг, что возникает у побывавшего в разных переделках опера. Но именно это чувство, что что-то не так, их и спасло. Стас схватил Мельникова за плечо, когда на подъезде к Нойхаузену, впереди послышались глухие взрывы не то мин, не то снарядов.
— Стой!
— Что? — не понял тот, но послушно вдавил педаль тормоза.
— Нас тут двое суток не было. По идее, тут уже всё заканчивалось. Но, раз палят до сих пор, что-то, похоже, пошло не по плану.
Сизов открыл дверцу и выскользнул на дорогу, держа в руке Браунинг (Парабеллум сгинул во чреве военно-санитарного поезда). Он успел пройти несколько шагов, когда впереди зажёгся фонарь, и властный голос крикнул:
— Halt! Wer da[60]?
Что-то такое он и предчувствовал, а потому выстрелил сразу и, рухнув на дорогу, откатился в сторону. Загрохотали выстрелы, засверкали вспышки. Аккуратно выцелив, Стас плавно потянул спуск. Похоже, попал. Пригнувшись, он стал смещаться к машине.
— Кто? — раздался из темноты голос Ивана Карловича, судя по всему, пристроившегося у колеса.
— Свои!
— Фу, чёрт! Я ведь тебя чуть не пристрелил. Давай в машину!
Иван Карлович подтолкнул его к открытой дверце, дал пару выстрелов в сторону противника и тоже запрыгнул в салон. Присевший у колеса по другую сторону Мельников мигом оказался за рулём. Завывая, Мерседес попятился назад, каким-то чудом развернулся на узкой дороге и рванул назад.