Ещё в своём времени Стас читал в какой-то брошюре (их во время перестройки кто только не выпускал), что Николай Второй был последним рыцарем уходящей эпохи. Сейчас, насмотревшись на то, что творилось в России, он испытывал к самодержцу презрение, смешанное с брезгливостью. Даже за те пять с лишним лет, что он прожил здесь, опер успел убедиться, что толковых и ярких людей Император возле себя терпит недолго и, идя на поводу у жены, спихивает на малозначительные должности.
Его более устраивали бестолковые прихлебатели, на фоне которых сам себе мог казаться личностью, ибо, те были ещё ничтожнее. В общем, в полном соответствии с законом: «руководитель первого сорта окружает себя специалистами высшего сорта, а руководитель второго сорта собирает у себя специалистов третьего сорта».
И тут уже, хоть тресни, ничего не изменишь. Николая презирали все, даже Великие Князья, хоть и сами были сволочь изрядная — казнокрады и изменники. Полагать же, что войну и свержение царя как-то можно остановить, мог только человек наивный, с реалиями незнакомый. Оттого и не стоило рвать на груди тельняшку. Следовало прагматически наплевать на самодержца ввиду его полной никчёмности, а самому попытаться спасти то, что ещё можно спасти.
Отсюда вывод — не станет он тестю морду бить, Бог с ним! Его размышления прервало настойчивое ворчание желудка. Ах, да, его «выдернули» прямо из постели. А после «беседы» препроводили сюда, он даже позавтракать не успел! Обед тоже, явно, проспал и, по идее, сейчас уже должен быть ужин. Но за окном светло, как в ясный день и стрелки часов упрямо показывали двенадцать.
— Слушайте, а какое сегодня число?
— Сегодня? — задумался прерванный на полуслове Бачей. — Девятнадцатое декабря, если мне память не изменяет.
— Девятнадцатое? — ошалело переспросил Стас. — Так, это что, я.
— Ну, да, — ухмыльнулся поручик. — Больше суток спали, аки младенец.
— А здесь, что, кормить не принято? — опер вдруг почувствовал дикий голод.
— Ну, почему? — удивился Павел. — Просто, утром я не стал вас будить. Скоро, кстати, обед. О, это уже, наверное, он!
В дверях провернулся ключ. Но это оказался давешний унтер.
— Господин капитан, извольте с вещами следовать за мной.
— Ну, вот, вас уже на выход. Теперь не с кем будет и словом перекинуться. Одичаю-с, право слово, кусаться начну! Удачи вам, господин капитан!
Пройдя со Стасом по длинному коридору, он распахнул перед ним обитую железом дверь.
— Прошу Вас.
В кабинете, за столом сидел Столыпин, задумчиво разглядывая лежащие перед ним бумаги. Зная тестя, Стас определённо мог сказать, что выглядит он чертовски уставшим. Обернувшись на стук Пётр Аркадьевич взмахом руки отправил унтера за дверь спокойно поинтересовался: