Пока матрос, шевеля от умственного напряжения губами, читал его пропуск, Чейна смотрел на его, выпирающую из ворота форменки, бычью шею. Один тычок его худого пальца, и энергия ци перестанет поступать к мозгу, эта туша в чёрном бушлате рухнет на землю, чтобы никогда с неё больше не встать. Его до сих пор удивляло, как такое слабое существо, как человек, мог тысячелетиями выживать на этой суровой земле.
«Плодятся, как вши, — брезгливо подумал Чейна. — Просто рождается больше, чем умирает, вот и всё».
— Значит, Коминтерн? — довольно уверенно произнёс мудрёное слово матрос.
— Значит, Коминтерн, — согласился гость.
— А вы к кому? Ежели к товарищу Свердлову, так он к солдатам поехал, там буза опять какая-то.
— Нет, я к товарищу Сталину. Он-то здесь? — этот тупой допрос начинал раздражать.
— А, как же! — балтиец широко улыбнулся. — Здесь он, куды ему бечь-то! Проходи, товарищ.
— Спасибо, товарищ, — серьёзно поблагодарил его Чейна и вошёл в ворота особняка.
«Хозяйничают большевички», — подумал он мимоходом, заметив скабрезное слово, нацарапанное чем-то острым на полированной крышке рояля.
Он вошёл в комнату, служившую приёмной. Большие серые глаза секретарши вопросительно уставились на него.
— Здравствуйте, барышня, — вежливо поздоровался Чейна.
— Здравствуйте, товарищ, вам кого? — в голосе помощницы едва заметно звучал жестковатый прибалтийский акцент.
— Я из Коминтерна прибыл, — Чейна достал из кармана мандат и протянул девушке.
Пока она брала бумажку, быстро пробегая её содержимое глазами, он незаметно оценивал её. Ничего яркого, черная плисовая юбка и болотного мутного цвета жакет — мышь серая. Воротник светлой блузки распахнут, небрежно повязан галстук. Мода у них нынче такая, с мужчинами на равных и никаких буржуйских бантиков и рюшек. Эмансипация!
— А, товарищ Горбовски, о, как же, мне о вас звонили, — подняла глаза девица.
Он понятия не имел, должны были про него звонить или нет, но ему вдруг показалось, что он уже когда-то видел эти глаза, и этот характерный поворот головы..
«Да мало ли шлюшек попадалось.» — отмахнулся он от назойливого чувства узнавания.
Но подсознание продолжало настойчиво зудеть, словно сонная муха, колотящаяся в мутное стекло.
— Давайте я вам пока чайку налью. Садитесь, товарищ.
Секретарша гибко поднялась со стула и пройдя через комнату, сняла с плитки, стоящей в углу на столике, исходящий паром чайник.
«Чистейший бред, — мелькнуло в голове, — помятый медный чайник на столике из благородного красного дерева».
— У нас сегодня настоящий китайский, — не закрывала рот секретарша.