На следующий день я начал первые 1000 метров в своем привычном темпе и бежал в общей группе. А потом вдруг почувствовал, что у меня совсем пропала скорость. На одном из виражей после 1600 метров я нарочно сделал заступ, чтобы меня дисквалифицировали. Мне было понятно, что я приду последним.
Но даже после дисквалификации я так и не мог понять, почему мне так тяжело бежалось. Я все еще пребывал в мире своих мечтаний.
Неужели я опять допускаю ту же ошибку, поверив, что короткая тренировочная программа способна чудесным образом улучшить результаты?
Я отвожу взгляд от часов, чтобы посмотреть на монитор тренажера. Скорость тем временем выросла до 16 километров в час. В прошлый раз я выдохся при 17,1 километра в час. Мое сердце бьется с частотой 160 ударов в минуту, и это дает мне некоторую надежду. Ведь в прошлый раз пульс поднялся до 180, а значит, у меня еще остается резерв – 20 ударов в минуту. Правда, я не вижу в этой мысли никакого смысла с научной точки зрения, но все равно цепляюсь за нее. Однако, похоже, и Даниэль Хольцингер заразился этой надеждой: «Ты превзошел рубеж 17 километров в час! – радостно восклицает он. – А теперь дави изо всех сил. Финиш близок! Активнее работай руками!»
Как же быстро заканчивается все хорошее! Вот и эта фаза надежды оказывается очень короткой. Еще на скорости 17,3 километра в час я был полон решимости, а 30 секунд спустя, когда скорость поднялась до 17,7 километра в час, ноги отказались повиноваться.
«Что, тяжело было?» – спрашивает Даниэль Хольцингер, и я замечаю, что он на меня не смотрит. Черт возьми, кажется, я его разочаровал. Облажался!
Мне не терпится узнать результаты, но я не могу осмелиться задать вопрос. Меня парализует страх перед плохими новостями.
«Необходимо учитывать, что три месяца назад ты был на очень приличном уровне. Поэтому нельзя ожидать таких же гигантских скачков, как у начинающего бегуна после трех месяцев целенаправленной тренировки», – говорит Даниэль, споласкивая под краном мой пот с измерителя пульса. Судя по тому, как сосредоточенно он глядит в раковину, я понимаю: результаты плохие.
«Хочешь посмотреть, чего ты добился?»
Я даже не могу понять, действительно ли киваю в ответ или мне это только кажется. Когда мы подходим к монитору, я все еще тяжело дышу. Даниэль Хольцингер произносит какие-то слова, но они пролетают у меня мимо ушей. Похоже, я в шоковом состоянии.
– Твои результаты улучшились… Тогда твой первый вентиляционный порог был на отметке 10,9 километра в час, а теперь – 11,4… Другие врачи, пожалуй, сказали бы, что он составляет 11,7 километра в час, поскольку – вот, взгляни сюда – только в этой точке объем выдыхаемого углекислого газа начинает заметно превосходить потребление кислорода. Но мы будем исходить из того, что ты тренируешься не с полной нагрузкой, поэтому я помещаю этот порог в точку, где кривые только начинают расходиться. Второй вентиляционный порог тоже поднялся и теперь находится на отметке 16,8 километра в час, а не 16,1, как раньше. Это означает улучшение на 4 процента. – Впервые после завершения пробы он улыбается. – Вроде бы не так уж много, но подумай сам: если раньше ты пробегал 10 километров за 40 минут, то теперь сможешь пробежать за 38:20. Это существенное улучшение. – Улыбка исчезает с его лица. Похоже, он видит меня насквозь. – Ты разочарован?