Авлаки попросил студента Института арабского языка Саны, обращенного поляка из Австралии, называвшего себя Абдул Маликом, собрать живущих в Сане молодых мусульман-иностранцев и привести на обед. Настоящее имя Малика — Марек Самульски. Было ему за тридцать, высокий и крепкий, а радикалом он, подобно многим западным салафитам, стал под влиянием событий после 11 сентября. Жена-южноафриканка убедила его переехать в Йемен, чтобы сыновья выросли хорошими мусульманами.
К тому времени в воинствующих исламских кругах на Западе Авлаки уже был видным проповедником. Предпочитая арабских имамов, его проповеди на английском я не слушал, но знал, что он восходящая звезда салафитов.
Дом Авлаки стоял близ старого Университета Саны и представлял собой внушительное традиционной йеменской архитектуры трехэтажное здание серого камня с большими окнами. Средний этаж занимал молодой Авлаки с первой женой, женщиной из столичного света, жившей с ним в США.
На обед я взял сына. Был прохладный вечер января, одного из немногих месяцев года, когда погода в Сане напоминает Северную Европу. Я старался, чтобы Усама выглядел лучше всех, и по такому случаю купил ему новый тауб.
Нас пригласили в квартиру Авлаки, обставленную с непоказным, но подлинным вкусом. Вдоль стен стояли арабские книги, преимущественно по исламу. Марек представил меня проповеднику, и тот мне сразу понравился. Учтивый и образованный, настоящий ученый и твердый человек. Он излучал уверенность в себе, не переходящую в самоуверенность. И у него было чувство юмора. Внешность холеная, аккуратная борода и спокойный взгляд карих глаз из-под очков в металлической оправе. Сухопарый, как большинство йеменцев, но в отличие от них ростом 182 см. Свободно говорит по-английски и по-арабски, к тому же гостеприимный хозяин.
— Как вам понравился Даммадж? — спросил он меня.
— Он открыл мне глаза. А шейх Мукбиля был человеком таких глубоких знаний и понимания. Жаль, что тогда мой арабский был не на высоте.
— А теперь?
— О, гораздо лучше. Но мой коранический арабский сильнее обиходного.
Авлаки хотел больше узнать о моих знакомых — в Сане и Таизе. Он спросил меня о других иностранцах, с которыми я общаюсь, а также о йеменцах вроде Абдула, с которыми я встречался. Казалось, что он стремился расширить круг знакомых радикалов, как в столице Йемена, так и за ее пределами.
Я спросил Авлаки, когда тот вернулся в Йемен.
— Около трех лет назад. Иногда скучновато, но жить на Западе после 11 сентября было непросто.
— Здесь тоже было не так просто, — засмеялся я.