Позже я предложил всем пойти во двор лепить снеговика. От изысканной постной еды Игорь уже слишком размяк для подвижных игр, а на Тае было слишком неудобное для этого платье, так что мы пошли на улицу вдвоем с Женей.
Какое-то время мы молча катали в четыре руки один ком, просто наслаждаясь пребыванием наедине, которое было тем более приятным и волнительным от осознания, что другой тоже им наслаждается. Но с каждой секундой молчание становилось все опаснее — снежный ком в наших руках грозил обернуться лавиной.
— Зачем нам это? — спросил я наконец.
— Что?
— Ты поняла.
— Я думаю, это просто чувство, и оно пройдет, — сказала Женя с такой легкостью и такой холодностью, будто или давно к этому готовилась, или, наоборот, среагировала настолько спонтанно, что не успела придать словам подходящую эмоциональную окраску. Возможно, прав был Игорь, что не надо пытаться понять женщин?
— Я тоже так считаю, — ответил я Жене. — Ну что, пойдем внутрь?
— Нет, давай долепим. А то это будет странно. Мы же пошли снеговика лепить.
— Ну да.
И мы начали катать еще комки — теперь уже каждый свой.
— Ты думаешь, Игорь замечает? — спросила Женя.
— Нет. Но не потому, что это незаметно. Просто он очень самоуверен.
— Или слишком хорошего мнения обо мне, — с грустью сказала она.
Когда мы вернулись в дом, на столе ждал дымящийся чайник — предвестник конца вечеринки. После чая Игорь с Женей пошли спать, а я сидел в задумчивости и поглядывал на бутылку вина за дверцей бара, представляя, как всю ночь буду заливать ей кручину.
— Пойдем, я покажу, где тебе лечь, — Тая в буквально смысле за руку вытащила меня из моих меланхоличных фантазий и повела куда-то вглубь дома.
Наконец в темноте зажегся торшер — мы вошли в небольшую комнату с большой кроватью, такой высокой, белой и пышной, что мне захотелось зефира. В комнате, конечно же, был и основной, потолочный, свет, но Тая предпочла торшер.
— Вот, — она присела на постель, словно без этого я бы не догадался, где в этой комнате место для сна.
— Годится, — бросил я нарочито небрежно.
— В детстве мне так нравилось тут спать, — Тая провела рукой по простыни, слишком нежно для ностальгического жеста.
Соблазнять меня в первый же день знакомства, явно, не входило в ее изначальные планы, но вино вдохновляло одинокую хозяйку на импровизации. Платье на ней таяло от жара истосковавшегося по ласке тела — на самом деле, она сидела уже голая, а одежда лишь мерещилась обманчивому внешнему оку. Дьявол нашептывал: «Сейчас та другая лежит в постели не с тобой — почему же ты не можешь лечь с этой женщиной?».