, к окну. Какой с тобой кавалер сегодня, прямо джентльмен, — месье Роже томно закатывал глазки. — Рад вас видеть, мистер.
Товарищ Арнольд Буханкин был польщён наблюдательностью подмосковного француза, и даже покраснел немного, но отвечал важно, пытаясь подымить незажжённой трубкой:
— It's good to see you too[15].
— Il est charmant, Рашель, Il est charmant[16], — восхищался месье Роже, — садитесь, сейчас я вам всё принесу.
И его радость продолжалась ровно до того момента пока он не увидел в дверях своего заведения товарища Свирида Тыжных. Если товарищ Незабудка и товарищ Буханкин в заведении месье Роже смотрелись вполне органично, как и все прочие посетители, то Свирид Тыжных всем своим видом в этом светлом помещении визуализировал значение слова «диссонанс». Такие понятия, как утренний кофе и Свирид Тыжных были взаимоисключающие. Свирид увидел Ракель Самуиловну, призывно помахавшую ему рукой, и пошёл мимо открывшего рот булочника. Уселся, положил локти на стол и, не снимая форменной фуражки, стал разглядывать собравшихся в булочной людей сквозь призму классовой борьбы. А собравшиеся попить кофе люди стали чувствовать себя некомфортно под такими взглядом. Им казалось, что пришедший перепутал заведения и пришёл сюда, чтобы выпить отнюдь не кофе и набить пару-тройку морд, которые потом попадутся под руку.
Ракель Самуиловна, чтобы хоть как-то снизить звенящее в булочной напряжение сказала:
— Роже, дорогой, нам три больших кофе со сливками и твоих прекрасных булок.
— Ну да, сейчас всё будет, — отвечал подмосковный француз, забыв от растерянности свой французский.
И чтобы показать всем посетителям, что у неё всё под контролем, товарищ Незабудка бесстрашно стянула с головы мрачного товарища Тыжных его фуражку, и положила её рядом с ним со словами: «Это не прилично».
Все смотрели на неё как на укротительницу львов, которая так бесстрашно может заставлять этих опасных зверей выделывать коленца на арене, нисколько их не боясь. И товарищ Тыжных даже не зарычал на неё, только стал разглаживать рыжие вихры тяжёлой солдатско-крестьянской ладонью. Теперь он уже не казался посетителям таким страшным, а был просто рыжим, крепким и даже симпатичным, хотя и хмурым парнем с веснушками. И они снова вернулись к своему завтраку.
В общем-то, Свирид был незлой человек. Мало того, он был сознательным бойцом и понимал, что его задача как раз и заключается в том, чтобы эти самые посетители могли спокойно пить свой кофе по утрам, даже хоть они и нэпманы. Раз партия сказала, что нэпманы имеют право пить кофе, значит обсуждать тут нечего. Просто Свирид понимал, что это не его мир, не его стиль жизни. А ещё он стеснялся. Да, просто стеснялся своего вида. Своей заштопанной под мышкой и у ворота гимнастёрки. Своих умирающих и сбитых до белизны на сгибах сапог. Молодой человек не снимал кожанки, хотя было лето и в булочной дамы сидели в лёгких платьях, и прятал под стул свои сапоги.