— Что ж, от души желаю вам успехов в этом не простом деле, — Э.М.
«Мы бы с удовольствием продолжали смеяться бы над вами, жалкие клоуны, если бы речь не шла о смерти нашего собрата убитого „этими“».
— Для нас был очень важен ваш визит, — Н.В.
«Если ещё раз, припрёшься сюда без приглашения, невредимым отсюда не выйдешь».
Эфраим Маркович едва заметно поклонился и пошёл к двери, а Владимир Николаевич не поклонился, что было равносильно плевку в спину. Но это не огорчило Эфраима Марковича. Он шёл к выходу в прекрасном расположении духа. Если бы он умел — пел бы.
Секретарь Толмачёва, отскочил от двери, когда тот выходил. Он слышал весь разговор и записал его.
И Владимир Николаевич, даже не зная, что разговор был не приватным, пошёл серыми пятнами, что говорило о потере самообладания. Он медленно сел в своё кресло и, не сдержавшись, когтями располосовал кожаную обивку дорогого стола. Он едва удерживал себя, чтобы остаться в рабочем обличии и не порвать хорошую одежду. Визит верного пса Троцкого был прямым оскорблением, он приходил сюда издеваться, делая вид, что хочет помочь. А ещё Толмачёв отчётливо понимал, что теперь на его карьере уже стоит жирный-жирный крест неудачника. Неудачника, провалившего очень важный ритуал священного отмщения. Чтобы он теперь не сделал, все будут говорить, что ему не удался ритуал сразу, и ему даже предлагали помощь. Помощь! Как сопляку или убогому.
Он знал, что и дальше будет служить семье и хозяину, но теперь его уже никогда не будут рассматривать как члена ближайшего круга. От этих страшных мыслей Владимира Николаевича оторвал звонок. Его, наконец, соединили с Ягодой.
— Товарищ Ягода, здравствуйте. Да, это я. У меня вот какое к вам дело. Ночью было совершено преступление. Да. Да. Вы в курсе? Отлично. И у нас есть один вопрос по этому поводу. Я понимаю, что это служебная информация. Я вас прекрасно понимаю, тем не менее, мне хотелось бы знать, кто ведёт это дело. Угу. Так. Я понимаю, что на деле стоит гриф секретности. А вы понимаете насколько значимо для нас это дело?
Этот ублюдок начинал раздражать товарища Толмачёва, Генрих Григорьевич видимо был в курсе произошедшего и очень не хотел влезать в эту кашу. А Владимир Николаевич нервничал, сидел, выпускал и прятал когти, снова и снова. И старался не сорваться.
— Товарищ Ягода, давайте говорить как партийцы, начистоту. Да. Верно. Так вот, товарищ Дзержинский уже не так молод и бодр, возможно, ему придётся скоро уйти, здоровье его уже не позволяет ему работать в полную силу. И у всех возникает вопрос: «Кто будет его приемником? А как вы считаете? Ну, разумеется. Конечно, это решит партия. Ну, а вы-то как считаете?» А я вам в свою очередь, вот что скажу: «Без нашей поддержки этот важный пост никто не займёт, понимаете? Поднимете, да? Потому мою просьбу не нужно воспринимать как мещанскую услугу: ты мне — я тебе. Рассматривайте её как слаженную работу в коллективе. Как будто мы единое целое».