Товарищ Андреев принёс и поставил перед ним стакана чая. И вышел.
— Мы недолго ждали, Коба, — сказал Дзержинский. — Сами только пришли.
Когда Сталин раскурил трубку, и придвинул к себе чай, Феликс Эдмундович начал:
— На правах самого осведомлённого, позвольте, начну я. Надеюсь, возражений не будет?
— Да брось, Феликс, давай без всего этого, мы не на ЦК, — сказал Фрунзе, — а то ещё начнём стенограмму вести.
Товарищи засмеялись и Дзержинский заговорил:
— Прошлой ночью проститутка из бывших эсеров застрелила одного из ящеров, когда он собирался её ритуально сожрать.
— Молодец какая, — восхитился Киров.
— Как выяснилось, он был из семьи Зиновьева, семья решила устроить ей показательную экзекуцию, но товарищ Артузов и Эгунд, предоставили этой проститутке охрану.
— Охрану? Зачем? — удивился Фрунзе. — Чтобы позлить их?
— Глупо их провоцировать, — сказал Киров. — Просто потеряем людей и всё.
— Товарищи, я уже довёл до сведения товарищей Артузова и Эгунда, что их действия были ошибочными. Но они объясняли это тем, что хотели выяснить, из какой семьи был жабрей. И для этого им нужна была эта проститутка. А потом они охрану сняли бы.
— Жабрей? — Сталин выпустил клуб дыма. — Что за жабрей, это фамилия ящера?
— Жабрей, это муж жабы, как метко подметил один из наших молодых сотрудников, — отвечал Феликс Эдмундович, улыбаясь.
— Жабрей, — повторил товарищ Жданов и засмеялся.
Остальные товарищи тоже смеялись.
— В общем, предоставление охраны этой гражданке было ошибкой, три часа назад они уже убили за это Эгунда вместе с шофёром. Это было ответом на уничтожение группы их палача нашими молодыми сотрудниками, которые охраняли эту проститутку. Кстати один из сотрудников уже погиб. Второй сотрудник, товарищ Тыжных и сама женщина пропали. Связь у них была замкнута на Эгунда. Вот как выглядит обстановка на сегодня.
— Дело дрянь, товарищи, сейчас они могут взбеситься и устроят нам новый красный террор, как за ублюдка Урицкого, — сказал Киров.
— Да нет, Серёжа, не тот политический момент, — ответил Сталин. — Сейчас им не до того, тогда они были монолитны, едины, а сейчас они готовы уже друг друга рвать. Террора не будет.
— Да и не та фигура, этот Пильтус, нечета он Урицкому. И Яшке Людоеду он нечета, хотя Яшка Свердлов был большой фигурой, — размышлял вслух Фрунзе. — Но даже за него не стали массовый террор устраивать.
— Свердлов всем надоел своими кровавыми выходками, даже, как теперь принято выражаться, самим жабреям, вот они за него и не мстили. Они устали от него, а в нашем случае — повод: мы не дали свершиться правосудию. — Не сдавался Киров. — А под террор они разберутся с тобой, Феликс, Зиновьев изнывает от того, что у него нет ни одного силового ведомства.