Следующие страницы, посвященные ритуалу, оказались вырваны, но даже будь они на месте, читать дальше я бы не смогла. На это не осталось ни физических, ни моральных сил и, кое-как поднявшись, я вернула дневник на место, закрыла тайник и на негнущихся ногах покинула кабинет.
Возвратившись в свою комнату, не разуваясь, легла на кровать, притянула колени к подбородку и устремила взгляд на окно, за которым занимался рассвет. Думала, что сразу же засну, но напряженная, натянутая точно струна, не могла даже этого. Просто лежала, смотря в одну точку и не думая ни о чем. Разум отказывался служить и, в отличие от тела, впал в легкую дрему. Мыслей не было, и даже чувства, еще недавно бьющие ключом, неожиданно затихли.
Сон все-таки пришел — забирающий тревоги, спокойный и внезапный. Наверное, приснись мне очередной кошмар, психика бы просто не выдержала, но, к счастью, сновидения меня не коснулись.
Спала я недолго, всего пару часов, но, как ни странно, этого оказалось достаточно. Не став дожидаться Бекки, я переоделась, выбрав платье без корсета, и сама подколола волосы, оставив их практически распущенными. Судя по кувшину горячей воды, горничная ко мне уже заходила, и я этим воспользовалась.
Умывшись, спустилась вниз, но вместо того чтобы идти в столовую, отправилась на задний двор. Этим утром я хотела побыть в привычном одиночестве и найти способ выбраться за пределы поместья. Но не для того, чтобы сбежать, а чтобы отыскать живущую в лесу старуху. Надеялась, что она научит, как помочь Делоре, и расскажет о своей погибшей дочери. От ее ответов зависели мои дальнейшие действия: вернусь я в поместье или же попытаюсь добраться до города и обратиться к властям. Будь я простолюдинкой, вряд ли бы кто-то меня выслушал, но положение дочери погибшего графа и племянницы ныне здравствующего давало некоторые привилегии. Впрочем, думать об этом пока было рано, для начала требовалось миновать цвергов и попасть в лес.
Чувства рвались наружу подобно цепным псам, но я намеренно их заглушала. Знала, что если дам им волю, то остановиться не смогу, а слезы и истерика — не лучшие помощники.
Еще не дойдя до пруда, я заметила плавающих по нему лебедей. Их было три — два белых и один черный, чуть более крупный. Птицы плавно скользили по воде, изгибали изящные длинные шеи и изредка смотрели в сторону мостика. А на нем… На нем стояла призрачная графиня, бросала им прозрачные хлебные крошки и радостно улыбалась — так же, как на портрете.
Устав удивляться, я села на накренившуюся почерневшую деревянную скамью и принялась наблюдать за птицами. Вспомнилось, как в день приезда я подумала о прилетающих на пруд лебедях. Выходило, что интуиция и внутреннее зрение в очередной раз меня не обманули.