Маэрлинг тут же слепил из снега небольшой комок и приложил его к носу.
— Хорошо-то как, — мечтательно протянул он. — Госпожа полковник, вы не находите, что жизнь прекрасна?
— Не слишком хорошо, — сообщил подошедший Рейнгольд. — Разбирательство все-таки будет. И вам нельзя покидать столицу до его окончания.
— Вот уж, покидать столицу весной — несусветная глупость. Сюда же как ласточки слетятся самые хорошенькие барышни.
— Вам, виконт, исключительно повезло. Все трое живы, — развивать тему хорошеньких барышень Рейнгольд решительно не желал.
— Ну так это им повезло, а не мне, — не разделил мнения законника Маэрлинг.
— Кому повезло на самом деле, мы обсудим не здесь и не сейчас, — отрезала Дэмонра. — Подробности приключений расскажешь по дороге. В конце пути я разрешаю тебе свернуть, потому что Зондэр рада тебе не будет. И вообще, Маэрлинг, я хочу знать, какого рожна вас потащило развлекаться во «Враний Коготь»? Да еще такой компанией?!
Лейтенант глубоко вздохнул. Обычно оправдания для руководства сочинял его закадычный приятель Нордэнвейдэ, но незаменимого сказочника под рукой как на грех не оказалось.
— Вы не поверите, госпожа полковник, — уныло сообщил он. И ошибся. Когда речь шла о подвигах Маэрлинга, Дэмонра, будучи наученной горьким опытом, безоговорочно верила почти в любые глупости. Эти глупости периодически сказывались на ее жаловании, так что были вполне материальны.
— На вас, надо полагать, напала бригада зеленых бесов? И на аркане потащила в трактир?
— Не совсем. Изначально мы с лейтенантом Нордэнвейдэ хотели отметить праздник в моем доме. Тихо, мирно, в узком кругу сослуживцев.
«С вином, девками и метанием подручных предметов в трофейный портрет императора Гильдерберта», — мысленно закончила Дэмонра. Она хорошо знала, что именно в армии подразумевается под «тихим и мирным торжеством в узком кругу сослуживцев». Впрочем, такие торжества здорово поднимали духовность соседей: к третьему часу празднества молиться начинали даже прожженные атеисты. А если к пятому часу ничего еще не горело и не рушилось, торжество следовало считать скучным и неудавшимся.
— Однако я был вынужден утром зайти в академию по делам.
«Дело» определенно было брюнеткой. В мирное время Маэрлинг раньше полудня в принципе не вставал без крайне веских на то причин. Крайне вескими причинами считались только дамы. Судя по тому, что более «дело» нигде не упоминалось, лейтенант получил афронт.
— Там я встретил миледи Ингегерд.
Дальше все было как в известном калладском фельетончике «очень просто, очень мило». Как выяснилось, Кейси Ингегерд в третий раз попытались завалить кандидатскую, она вспылила и прошлась по двухсотфунтовому «венцу творения», забраковавшему ее работу, с применением очень армейской терминологии. Кафедра социологии ее казарменного красноречия не оценила и попыталась добиться отчисления задним числом. Кафедра некромедицины, практически полностью состоявшая из выходцев с Серого берега, прослышав о таком, естественно, встала на дыбы. Пока в Калладской государственной Академии шла невидимая миру война и лились слезы «венца творения», миру вполне видимые, Кейси решила временно передохнуть, вышла на крыльцо и там обнаружила лейтенанта Маэрлинга. Тот, разумеется, решил, что это могло быть перстом судьбы, а барышням в затруднительном положении следует помогать. Увы, с кандидатской он помочь не мог решительно ничем. Когда выяснилось, что опечаленная барышня никогда в жизни не пробовала лечить грусть глинтвейном, Витольд окончательно укрепился в мысли, что он послан Кейси самим небом. По счастью, у него хватило соображения не компрометировать ее прогулкой по трактирам тет-а-тет, так что к славной компании присоединился Эрвин Нордэнвейдэ, который по части занудства и умения следовать этикету мог составить достойную конкуренцию самому Наклзу.