Выдающимся мыслителем, которого я знал и с которым дружил, был Мераб Мамардашвили. На факультете он был старше меня (он окончил факультет в 1954 г.), и я не встречал его в свои студенческие годы. После аспирантуры он работал в редакции журнала «Вопросы философии». Мераб в совершенстве владел многими европейскими языками и был по-настоящему европейским человеком. Одно время он работал в журнале «Проблемы мира и социализма» в Праге. В 1967 г. в Москве стал формироваться Институт Международного рабочего движения. Его директором стал Т. Т. Тимофеев, который стремился собрать в новом институте всю творческую интеллигенцию Москвы. В институт поступили те, кто недавно работал в журнале «Проблемы мира и социализма» в Праге, в частности Мераб. Здесь работали Юра Карякин, Эрих Соловьев, Андрей Мельвиль, которые служили в отделе Ю. А. Замошкина. Я был принят в этот институт в сектор Мераба. Сначала мы ютились на лестнице кондитерской фабрики на Ленинградском шоссе, вдыхая сладкий запах шоколада, а затем институту предоставили здание бывшей школы в районе улицы Чернышевского.
Мераб был замечательным руководителем. По плану нашего отдела мы должны были написать книгу «Этика социализма», и Мераб разрабатывал план этого проекта. Помню, я говорил ему: «Мераб, завершай скорее проект, а то наш сектор разгонят». На это он с олимпийским спокойствием отвечал: «Вот когда мы представим проект, тогда нас обязательно разгонят». Конечно, ничего у нас с этой книжкой не вышло. Вскоре началось вторжение наших войск в Чехословакию, и поэтому всякая попытка соединить социализм с этикой оказалась невозможна. «Социализм с человеческим лицом» оказался нереальной утопией. С этого момента хрущевская «оттепель» сменилась суровыми порывами холодной войны. Вскоре я ушел из института, но с Мерабом связи не терял.
Я часто бывал у него дома, и в Москве, и в Тбилиси. Мераб много курил. На столе у него всегда стояла коллекция трубок и запасы трубочного табака. Жалею, что я не записывал содержание наших бесед, казалось, что общение с ним никогда не кончится.
Мераб говорил, что «философия – это сознание вслух», и он прекрасно, по-сократовски, умел размышлять вслух. Как никто другой, он владел искусством философской беседы. Большинство его книг – о Декарте, о Прусте – это запись его лекций, это длящееся во времени размышление, диалог с самим собой и со слушателем. К сожалению, я не посещал его лекций в Институте кинематографии, но знаю, что они собирали огромную аудиторию. О методе мышления Мераба хорошо рассказывает В. П. Зинченко в своей книге «Посох Мандельштама и трубка Мамардашвили».