— Придется тогда облегчить тебе душу, если она у тебя больно тяжела, — усмехнулся Аппе. — Не знаю, в раю или в аду пребывает сейчас душа Дженалдыко, но то, что от тела она отделилась, так это верно…
— Неужели правда? — воскликнул Алимурза. — А говорили, что алдар сбежал в Турцию… И еще говорят, что возвратятся все до одного алдары и кого на своей земле застанут, того навеки гнуть спину заставят. Вот какие разговоры…
— Не знаю, как там насчет возвращения с того света, — Аппе говорил спокойно, улыбнулся, — а на этом свете как-нибудь встретим.
— Председатель Аппе, — обратился к нему вдруг тихий, задумчивый дядя Гета, который, насколько я помнила, всегда был в трудах и заботах. — А может, Дженалдыко с сыном все же возвратятся обратно — с того ли, с этого ли света? А? — И он подвигал пальцами ног, обтянутых ссохшейся сыромятиной.
— Про сынка хозяйского ничего сказать не могу, — ответил Аппе. — Может, где и пасется поблизости. Волк, бывает, по пятам за человеком ходит, если слабость человеческую чует. Только у советской-то власти поджилки не трясутся. Вечная она. Оттого и сынки алдарские будут нас обходить стороной, дальней дорогой.
— Так-то оно так, — задумался Гета. — Только… — Он не договорил.
А Аппе уже принялся рассказывать, как солдаты красные и партизаны гнали деникинцев до самого Каспийского берега и в море скинули. Убегали вместе с деникинцами и осетинские алдары-царьки, да не все ноги унесли…
— Вот добра-то, наверно, побросали? — загорелись глаза у Алимурзы.
— Да уж всяко было, — согласился Аппе. — Народное, оно народу и должно остаться… — И продолжал: — Влетел я со своим эскадроном в город на причал — задание было — не дать пароходам уйти. Вижу, бегут по трапу на палубу люди с чемоданами, вот-вот мостки уберут. Пришпорил коня, гнедого своего, и с саблей наголо заскочил на пароход. И первый, кто под рукой, на мое счастье, оказался — вы не поверите! — был Дженалдыко, собственной персоной. Тащит чемодан, гнется под ним… Потемнело от ярости в глазах, рубанул сплеча. И все. Крикнуть не успел… Но я и сам не остался невредимым. Какой-то беляк выстрелил и поранил мне колено…
— Да проживи ты на радость нам долгие годы, Аппе! Отомстил ты этому волку за нас и за горе людское! — залебезил Алимурза. — Да пусть никогда не переведутся такие герои в Осетии, как ты, Аппе!
— Какой я герой? — грустно улыбнулся Аппе. «Мой Аппе!» — чуть не крикнула я и едва сдержалась, потому что Аппе снова заговорил: — Мне бы храбрости и отваги Хаджи-Мурата Дзарахохова… Да и мстил-то я не за вашего брата, отплатил за своего отца. А теперь вот хожу с разбитым коленом, девушки «хромым, женихом» величают, замуж не идут… — И он украдкой взглянул на меня, словно это я дразнила его.