— Светлая у тебя, голова, Гайто, — похвалил Аппе. — Все у тебя складно, по-ученому. И сразу понятно, что ленинская национальная политика — спасение наше, корень жизни. Не зря всякие Цаликовы изгрызть готовы слова Ленина о дружбе народов…
— Ты прочти хорошенько письмо Ленина к кавказским большевикам… Там целая программа изложена, — посоветовал Гайто. — Один не осилишь, возьми Назират в помощь…
После ужина и ухода Гайто Аппе и впрямь заставил меня разбираться в ленинских работах. Сидели мы с ним у тусклой лампы, как два примерных ученика…
* * *
В весеннем небе неслись черные тучи, гнало их буйным ветром. Мчались они над потемневшими степными просторами с севера на юг, будто набрасывались в яром гневе на высокие хребты. Но горы стали перед ними неприступной крепостью и преградили путь. К полудню Казбек и все его отроги утонули в грозных тучах. Сгустившись, разразились они сердитым громом. Словно пушки исполинские загрохотали в ущельях и над полями. Саблями полосовали небо языки молний, старались расколотить надвое. И хлынул дождь — густой, крупный, быстрый и теплый. Потекли ручьи по склонам и улицам, покатились с крыш водопады. Разбухал на глазах Терек, ревел и стонал, бился о скалы…
К вечеру дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Тучи исчезли, и небо над горами и равнинами засияло темно-синими отливами. На омытой зелени и молодой листве бусинками бриллиантов сверкали дождевые капли. В густом розовато-снежном цвету стояли сады, отчеркивая темно-синий небосвод.
Кончился дождь, и на главной улице села заскрипели колеса пароконной брички.
— Намокли, бедные! — сочувственно говорили о проезжих вышедшие к своим калиткам люди.
Но тут, на удивление всем, один из сидевших в бричке мужчин запел глубоким грудным голосом незнакомую песню. Сельчане притихли и прислушались.
Мы покидали овечьи отары,
Шли по горам мы сквозь бури и снег,
Чтобы поплакать у тихой чинары,
Где погребен дорогой человек,—
пел басом мужчина. Горем и печалью были наполнены эти слова. И люди невольно утихали, застывали, стараясь понять и угадать суть песни — о ком она, ради кого решили спуститься на равнину горцы, чтобы поведать о своих слезах, своей печали? Какой достойный человек погребен?
А песня разливалась по промытой весенним дождем улице, врывалась в дома и привлекала внимание. Кони шли медленно, словно боялись стуком копыт помешать певцу. Никто не подгонял коней, шли они, будто гордились чем-то очень высоким и почетным, шли, вскидывая морды, не обращая внимания на замерших по обе стороны улицы людей.