…А посреди улицы в одних кальсонах в луже спал Папаша. Возле него плавала пустая бутыль из-под виски.
Наконец судья проговорил:
— Да… Этого человека можно исправить только хорошей пулей из ружья.
А сын судьи прижался щекой к прикладу воображаемого ружья, навел воображаемый курок и «выстрелил».
— Пах!
На берегу реки стояла покосившаяся хибара. Берег в этом месте подмыло, и хибара нависла над водой.
В углу хибары сидел на корточках Гек, грязный и в лохмотьях, пилил бревно стены ржавой пилой без ручки.
Послышался скрип уключин. Гек вскочил, встал на стул и выглянул в маленькое окошко.
Моросил дождь. Ветер гнал серые облака над серой рекой. Папаша, обросший и ободранный, подплыл на лодке к высокому берегу. Привязал лодку к кустам. Вытащил оттуда мешок муки и кусок копченой грудинки и полез вверх по тропинке к хибаре.
Папаша достал из кармана штанов тяжелый ржавый ключ, отомкнул огромный замок и вошел.
На соломенном тюфяке лежал Гек, притворяясь спящим.
Папаша запер дверь на ключ, спрятал его в карман, потом растолкал Гека, сердито закричав:
— Давай приготовь чего-нибудь пожрать!
Гек нехотя поднялся, подкинув дров в очаг, разжег огонь.
Папаша извлек из-за пазухи большую бутылку виски, плеснул в жестяную кружку, выпил и закусил копченой грудинкой, по-собачьи откусив прямо от целого куска.
— Эти кикиморы, — мрачно сообщил он, — ни гроша ломаного за тебя не дают, говорят, что суд отдаст им тебя под опеку. Можешь радоваться.
— А чего мне радоваться… — мрачно отозвался Гек.
Он отсыпал муки из мешка в тазик, налил воды из ведра и стал замешивать тесто для лепешки.
Папаша разглагольствовал, время от времени прикладываясь к бутылке:
— И это называется суд! А я, дурак, им поверил. Сел с ними за один стол… Руки позволял целовать! А этот ублюдок от клячи с катафалком из-за какой-то паршивой бутылки виски готов отобрать у человека сына, родного сына! А ведь человек его растил, заботился, деньги на него тратил! А как только вырастишь этого сына, думаешь: пора бы и отдохнуть, пускай теперь сын поможет отцу чем-нибудь, — тут его и цап! И это называется правительство! И воображает, будто оно правительство, и выдает себя за правительство. А я возьму и уеду отсюда навсегда. И пропади пропадом все страны. Пусть делают что хотят! Я прямо так и сказал. И все это слышали.
Гек подумал: «А если и я с тобой уеду, то они и вовсе пропадут».
Настала ночь. Луна освещала высокие деревья и сиротливо затерявшуюся среди них покосившуюся старую хибарку.
Папаша спал на одеяле, брошенном на пол хибары, тяжко храпел.
А Гек, приподняв прибитую к стене попону, пилил бревенчатую стену. Неожиданно храп прекратился. Гек перестал пилить и оглянулся. Быстро опустил полону, прижался к ней спиной.