— Ну?
— Вот что, — сказал Бенжамен, локтем отодвигая от себя мешочек. — Неси это обратно. И скажи князю, что он со мной за все прекрасно расплатился. А если он хочет купить мое молчание, то, к сожалению, опоздал. Иди, адью. Давай, брей, — сказал он Эроси.
— Ух! — зарычал управляющий. Он взял деньги и пошел к выходу.
— Стойте! — взвизгнул Абесалом Шалвович, вцепившись в куртку управляющего. — Он сейчас напишет. Он пошутил! Бенжамен, скажите ему!
Управляющий без труда стряхнул с себя коммерсанта и снова спросил Бенжамена:.
— Ну?
— Иди-иди. Привет княгине.
— Ух! — Управляющий стукнул себя кулаком по лбу и вышел, с силой хлопнув дверью.
— Он ушел! Он правда ушел! — закричал Абесалом Шалвович, поднимаясь с пола. — Бенжамен верните его! — Он попытался вырвать таз из рук Бенжамена.
— Э! — возмутился цирюльник и оттолкнул коммерсанта. — Мы древний народ! — завопил он. — Не нужна нам эта грязь. Тьфу!
— Это дело моей чести, Абесалом Шалвович, — гордо сказал Бенжамен.
— Ах, чести! Ну хорошо! Завтра же ты у меня будешь в тюрьме! На каторге сгниешь, комедиант! — И в гневе кредитор выбежал на улицу.
Сверху был виден огороженной каменным забором небольшой тюремный двор.
Лил дождь.
Посреди двора, среди луж, стоял маленький, сухонький, похожий на гнома надзиратель.
Перед ним, прижавшись друг к другу, как овцы, прячась в маленькой узенькой нише, стояли арестанты.
— Ну, хватит, ребята. Выходите… — уговаривал бывших бандитов гном. — Давайте прогуливаться!
— Дождь, ва! — Бандиты не соглашались.
Бенжамен стоял тут же. В полосатой куртке и шапочке он мало чем отличался от друзей по несчастью.
— Разве это дождь! Ничего с вами не будет! Вот смотрите! — Гном заложил руки за спину и медленно, шаркающими шажками сделал круг по двору.
— Ну вот, — сказал он, совершенно мокрый. — Что-нибудь со мной случилось? Ничего! Пошли, погуляем.
Дураков не было.
Тогда гном, вздохнув, побежал к заключенным и тоже спрятался от дождя.
Бенжамен в арестантской одежде ходил по камере и разглагольствовал.
— Иноземец, — говорил он сидевшему на каменном полу турку, — объясни мне, почему люди так боятся тюрьмы?
— Конечно, — глубокомысленно сказал турок, глядя на Бенжамена грустными маслянистыми глазами, — боятся…
— Но разве постель больному не тюрьма? Или торгашу лавка не тюрьма? Служащему — контора, горожанину — город, царю — его царство, самому Господу Богу — леденящая сфера? Разве все они не узники?
— Конечно, — согласился турок. — Думал, привезу ирис — мужчина — любит, женщина — любит, ребенок — любит! Скажи — спасибо! Нет! Сиди, сказали, два года, контрабандист! Хочешь конфетку дам? — подумав, предложил он шепотом.